— Инесса, милая… Все совсем не так. Инесса, послушай! — складывает руки возле груди.
— Уходи! — кричу. — Уходи! — швыряю в нее соломенной вазой с декором, стоящей на тумбе. — Тошнит от вас, лицемерные твари! Дрянь! Пошла вон! — плачу, бросаю еще и фрукты.
Яблоко попадает ей прямиком в лоб. Лара ахает:
— Ах ты, сучка! Ну, знаешь… Я к тебе с душой, а ты ко мне — задницей?! Между прочим, Кир не знает, что я здесь. Сучка! Ты как сыр в масле каталась, чего тебе еще не хватает, но вот сейчас, берегись… Берегись, дурочка. Тебя так раскатают… Чтобы свое место знала.
Дверь палаты распахивается. На пороге — злой Вит.
— Ты какого хрена здесь разоралась, истеричка! — вытаскивает жену Кира и бранит ее за закрытой дверью, в коридоре.
Отголоски их разговора доносятся до моего слуха. Я сползаю вниз по кровати и накрываю голову подушкой, свернувшись калачиком.
Не знаю, сколько я так лежу, пытаясь вытравить из себя горе и разочарование.
Потом легкие шаги. Знакомые.
Любимые и ненавистные.
У меня глаза наполняются ядовитыми слезами от собственной любви, которая знает Его до мелочей. Знает и дергается, как оголенный нерв.
— Ин. Ин, давай поговорим. Мась, послушай…
Легкое касание таких знакомых и любимых пальцев к моему плечу обжигает. Вздрогнув, натягиваю одеяло повыше.
— Не прикасайся.
— Мась, все не так. Слышишь? Все совсем не так.
Я резко поворачиваюсь. Боль отзывается тупым эхом в животе.
Вит испуганно хватает меня за плечи.
— Ты же только после операции. Тебя нельзя резких движений! Тебе нельзя…
Скатав языком немного слюны, плюю ему в лицо.
Плевок слабый и маленький, но Вит стоит ко мне очень близко, до него все таки долетает. На его лице оседают капли моей слюны.