Во сне его спросили:
Кому? Какой-то женщине…
О чем?! Сейчас он не мог вспомнить.
Маячил какой-то белый ужас, от которого его спасло появление Ганки, а больше он ничего не помнил.
Заспал!
Лёнечка тем временем справился наконец с тяжелой дверью, шагнул на порог – и замер.
Потом обернулся и сказал растерянно:
– А здесь нету никого.
Валентина глянула через его плечо:
– Ага, Ефимыча нету. И не убирались тут сто лет, все какой-то белой пылью покрыто. Со стен она осыпалась, что ли?
Валерка протиснулся между ними и оглядел просторное низкое помещение с кафельными стенами, освещенное яркими лампами, укрепленными под самым потолком. Несколько металлических столов было составлено в углу. Из крана в проржавелую раковину методично капала вода. Ужасно воняло какой-то больничной гадостью, и Валерка прикрыл нос ладонью.
А пол и в самом деле оказался присыпан белой пылью, вроде бы и похожей на известку, но не совсем. В любом случае, известка не могла осыпаться с кафельных стен. Да и странная была эта пыль – какая-то не очень-то известковая. Крупные белые хлопья искрились в ярком электрическом свете словно снег под солнцем, а между ними извивались какие-то белесые травинки, покрытые шевелящимися ворсинками. И еще там валялась большая связка каких-то ключей…
– Что такое? – пробормотал Лёнечка, делая шаг вперед.
Но Валерка схватил Лёнечку за руку и выволок его в коридор, чуть не сбив с ног Валентину. Лёнечка немедленно начал поправлять свои дурацкие рукава.
Валерка с силой захлопнул дверь и посмотрел, насколько плотно она прилегает к полу.
Вроде плотно. И очень хорошо, что есть тяжелый засов. В петле его болтался замок. Очень может быть, что его можно было запереть одним из тех ключей, которые валялись на полу морга, но Валерка не собирался за ними возвращаться. И никому другому не позволил бы!
– Пошли отсюда, быстро! – скомандовал он, бесцеремонно подталкивая Валентину и Лёнечку к лестнице. – Пошли, пошли! Я совсем замерз! Не хочу заболеть!
И он буквально толчками и пинками погнал их наверх, а потом и через коридор к выходу.
Валерку бил жестокий озноб, но не только потому, что он замерз.
Его знобило от ужаса!