Факел в ночи

22
18
20
22
24
26
28
30

– Где экстракт теллиса? – вспомнил вдруг Шикаат. – Отдай его мне!

Три. Прежде чем Лайя успела ответить, я оттолкнулся правой ногой от земли и крутанулся, отпрыгнув подальше от ножа Шикаата. Тут же вывел из игры одного из кочевников, ударив его связанными ногами, и откатился, когда он повалился на землю. Затем бросился на кочевника, что стоял у моих коленей, ударив его головой, прежде чем тот успел занести нож. Тот выронил оружие. Я поймал нож на лету, с благодарностью отметив, что лезвие остро наточено. Пара взмахов – и я расправился с веревкой на запястьях, еще два – и освободил лодыжки. Первый кочевник, которого я атаковал, поднялся и выбежал из пещеры – несомненно, звать подмогу.

– Стой!

Я повернулся к последнему кочевнику – Шикаату. Тот прижимал Лайю к груди. Он держал оба ее запястья одной рукой, второй – приставил нож к горлу. В его взгляде явственно читалось намерение убить ее.

– Брось нож. Подними руки вверх. Или я убью ее.

– Убивай, – сказал я на чистейшем садэйском. Он стиснул зубы, но не шелохнулся. Человек, которого непросто удивить. Я тщательно обдумывал свои слова. – Сразу как ты убьешь ее, я убью тебя. Затем ты будешь мертв, а я – свободен.

– Попробуй. – Он надавил острием ножа на шею Лайи, пустив кровь. Ее взгляд заметался по пещере, как будто она пыталась найти хоть что-нибудь, чем можно было бы отбиться от него. – Снаружи сотня моих людей.

– Если бы у тебя снаружи была сотня человек, – я не сводил взгляда с Шикаата, – ты бы уже их позва…

Не договорив, я прыгнул вперед – это один из любимых приемов деда. «Дураки, – сказал он однажды, – во время боя отвлекаются на слова, а воины этим пользуются». Я выкрутил правую руку кочевника, убрав от Лайи нож и оттеснив ее своим телом, которое в этот самый миг вдруг предало меня. Всплеск адреналина меня истощил. Силы иссякли, как вода, убежавшая в сточную трубу. Я отшатнулся. В глазах двоилось. Лайя что-то схватила с земли и повернулась к кочевнику.

– У твоего героя все еще в крови яд, девочка, – прошипел он, злобно усмехаясь. – Сейчас он не сможет тебе помочь.

Шикаат бросился на нее с ножом, горя желанием убить ее. Лайя бросила грязь ему в глаза. Зарычав, он отвернул лицо, но его тело продолжало лететь вперед. Лайя подняла кинжал, и с тошнотворным чавканьем кочевник насадил себя на лезвие.

Лайя, охнув, отпустила рукоять и отступила. Шикаат вытянул руки, хватая ее за волосы. Она открыла рот в безмолвном крике, глядя на торчащий из груди бандита нож. Потом обратила ко мне полное ужаса лицо, в то время как Шикаат на последнем издыхании снова попытался ее убить.

Но силы наконец вернулись ко мне, и я оттолкнул его. Он отпустил Лайю и удивленно воззрился на свою внезапно ослабевшую руку, как на чужую. Потом замертво упал на землю с глухим стуком.

– Лайя? – позвал я, но она словно впала в ступор, не в силах отвести взгляд от мертвого тела. Ее первое убийство. Я вспомнил свою первую жертву – мальчика-варвара, и внутри у меня все сжалось. Вспомнил его лицо, разрисованное синей краской, и глубокую рану в животе. Я слишком хорошо знал, что сейчас чувствовала Лайя. Отвращение. Ужас. Страх.

Я наконец полностью пришел в себя. Болело все – грудь, руки, ноги. Но ни припадки, ни галлюцинации больше меня не терзали. Я снова позвал Лайю, и на этот раз она посмотрела на меня.

– Я не хотела этого, – пролепетала она. – Он… просто шел на меня. И нож…

– Знаю, – сказал я мягко. Она не захочет это обсуждать. Инстинкт самосохранения не позволит. – Расскажи мне, что случилось в Разбойничьем Привале. – Я мог отвлечь ее хотя бы ненадолго. – Расскажи, как тебе удалось раздобыть теллис.

Она быстро рассказала о своих злоключениях, одновременно помогая мне связывать второго кочевника. Слушая историю Лайи, я, с одной стороны, едва мог поверить во все это, а с другой – чувствовал, как меня распирало от гордости за ее бесстрашие.

Снаружи донесся крик совы. Только вот совам тут делать нечего в такую погоду. Я встал у края входа в пещеру и выглянул.

Ни единого движения. Но порыв ветра донес до меня запахи пота и лошадей. Видимо, Шикаат не соврал насчет своих людей, что ожидали снаружи.