Цыплёнок

— И почему же я не должна его давать? Назови хоть одну причину.

— Так как тебе лет-то всего ничего, ты тут же перейдёшь под «опеку» Главы.

Тот же в свою очередь попытается тебя как можно эффективнее использовать. И не факт, что тебе, мой цыплёнок, это придётся по вкусу. А возразить низ-з-зя: я уже говорил, до пятидесяти ты никто и звать тебя никак. Всё решает опекун, — колдун как-то невесело усмехнулся, — а потом и муж, которому к этому времени ты успеешь нарожать парочку милых, крайне одарённых ребятишек. Да вот незадача: долго после этого не проживёшь.

— Почему? — Мишель плотнее закуталась в одеяло, стало как-то очень не по себе, ибо о замужестве она никогда и не мечтала, а о роли свиноматки — тем более.

— Беременность даже простой женщины довольно выматывающая для её организма и ауры. А уж такой как ты, — Себастиан печально взмахнул кистью. — Она просто перекорёжит тебе все каналы, к тому же, одарённые никогда не донашивают своих детей, провоцируют роды месяце на седьмом, так как дальше младенец начинает тянуть дар и жизнь у матери.

— И ты думаешь, у меня не… — подавленно запнулась девушка, на мгновение даже позабыв, как недавно с ней обошёлся сам чёрный.

— Ты непредсказуема, неуправляема, неудобна. Твои дети и так станут обладателями дара, а уж если и твой высосут… их можно воспитать так, как удобно Главе, клану — та-а-акой огромный плюс, от которого он вряд ли откажется.

— И никто даже не пискнет? — несколько обиженно спросила Мишель.

Семья всегда была, в её понимании, заботой, причём не только со стороны родителей, но и прочих родственников: дядь, тёть, сестёр, братьев, пусть даже не совсем прямых. И неужели никто не заступится, видя, как её медленно убивают?!

— Так не принято, цыплёнок, всем заправляет Глава, — чёрный тяжело вздохнул. — Ещё один плюс статуса изгоя — подчиняешься только себе. Конечно, ради репутации могут и на меня вину спереть: скажем, наложил я, такой бяка, долгосрочное проклятие. Может, даже попытаются убить. Точно попытаются — не любят они меня, — Себастиан деланно грустно надул губы.

— Неудивительно, — фыркнула девушка, коротко на него покосившись. — Я подумаю об этом.

— Хорошо, цыплёнок, — колдун неожиданно светло улыбнулся, — у нас около недели.

На этой ноте разговор окончательно затих. Девушка обдумывала слова чёрного и, к своему неудовлетворению, находила их довольно здравыми. Но! У неё же ещё есть время, да? Вариантов развития событий, собственно, при этом было пять. Первый — она уходит к родичам, приобретает семью. Второй — она уходит к родичам, умирает, перед этим нарожав кучу спиногрызов от выбранного ими насильника. Третий — она остаётся у чёрного, налаживает с ним отношения. Четвёртый — она остаётся у чёрного, становится безвольной куклой. И, наконец, пятый, почти не реальный, в какой-то мере наивный и глупый — она посылает обоих нахер и отправляется на вольные хлеба. А потом её ловят и всё становится ещё хуже.

Мишель кисло ухмыльнулась — как ни поверни, а вторую часть она узнает только постфактум. Единственное, что она сейчас может — попытаться найти предпосылки того или иного варианта. Сейчас девушка склонялась к третьему, но очень надеялась на первый.

Воровка из-под полуопущенных ресниц покосилась на Себастиана. Колдун сидел, чуть склонив голову к плечу, задумчиво глядя в огонь, вытянув ноги, опираясь ладонями о пол. Расслабленный, почти уютный, с яркими отблесками в медовых глазах, задумчивый и непривычно тихий. Раньше Мишель была уверена, что хорошо разбирается в людях, сейчас же эта уверенность дала основательную такую трещину. Тем не менее ей всё же казалось, что чёрный не склонен к жестокости, скорее, к контролю.

В любом случае, решение принимать ещё было рано, и время, пусть даже такое мизерное, у неё есть. А в случае, если сбудется-таки вариант три, то и отыграться на колдуне за это почти изнасилование тоже возможность будет.

За тяжёлыми мыслями стыд и обида за недавнее немного отошли назад, затаившись где-то внутри колючим, холодным клубком. Равнодушие, так уютно сковавшее её по пробуждению, развеялось лёгкой дымкой, девушку вновь активно обеспокоила её судьба. Однако… Воровка зевнула, прикрыв рот ладонью, глаза опять слипались, виски ныли начинающейся мигренью. Мишель вздохнула, мысли её замедлились, со страшной силой потянуло к полу. Сопротивляться она этому не стала, свернувшись клубочком на ковре и положив руку под голову, благо, чёрный разместился с самого края и почти не мешал.

* * *

Следующее пробуждение Мишель состоялось часа через четыре. Угли в камине уже едва тлели, на талии воровки снова расположилась рука колдуна. При этом сам Себастиан, уткнувшись носом в растрёпанную чёрную макушку, прижимался к девушке сзади и, кажется, спал.

Спокойно спал! Мишель, закусив нижнюю губу, подтянула колени к груди, глаза заволокли слёзы. Обида накатила со страшной силой: уж не так она себе первый раз представляла, да и вообще всю жизнь… не так. А тут, нате! Получите, распишитесь. Знала б заранее, ни в жизнь к этому мерзкому Сергею на километр не приблизилась. И воровать бы бросила и вообще в детдом вернулась!

Минут через пять у Мишель жутко разболелась голова, да так, что слёзы уже наворачивались отнюдь не от жалости к себе. Воровка поморщилась и прижала прохладные кончики указательных пальцев к вискам. Спустя несколько минут немного полегчало, причём и физически, и душевно, перегорело, впоследствии залитое слезами. Даже сердце почти перестало болезненно колоть, снизив пульс. Воровка на пробу сделала пару глубоких вздохов — грудная клетка хоть и ныла, но уже терпимо.