– Не сопротивляйся, – уговариваю я. – Это открытая рана. Она заживёт быстрее, если мы наложим швы.
Дарлинг падает обратно на подушку.
– Ножи я ещё могу выдержать. А иглы… уже вряд ли.
Я гляжу на неё: в красивых зелёных глазах плещется ужас. Я думаю, она даже сильнее, чем нам хотелось верить, но у каждого человека есть что-то, чего он боится до дрожи.
Не так давно больше всего на свете я боялся потерять остров.
Но сейчас, когда я ещё чувствую на себе запах Дарлинг и при этом её кровь пропитывает мою одежду, этот страх преображается к чёртовой матери прямо у меня на глазах.
Смотреть, как она истекает кровью, видеть, как синяки начинают расцветать вкруговую у неё на шее – отпечатки пальцев Вейна, прижавшего её к стене…
У меня словно скручивает все внутренности. Я не желаю отпускать её.
Я не хочу, чтобы она исчезла, как моя тень, ускользнула в ночь и оставила меня одного, опустошённого человека, у которого нет больше ничего, кроме бьющейся в нём тьмы и гноящейся раны на месте сердца.
Внутри у меня только холод. А я хочу тепла.
Я щёлкаю пальцами в сторону бутылки бурбона на столе, и Кас приносит её, чтобы я мог намочить тряпку. Когда я подношу мокрую ткань к раненой ступне, Дарлинг шипит и дёргается в моей хватке.
– Лежи тихо.
– Но мне больно!
– Ты собиралась позволить Вейну делать с тобой всё, что ему заблагорассудится, а теперь жалуешься, что спирт щиплет?
Она стонет, зная, что я прав.
– Нам бы надо заняться проблемой Тёмного, – замечает Баш, нагревая иглу на пламени зажигалки.
– Одна проблема зараз.
Наша новая мантра, похоже.
Очистив кожу от крови, я внимательно изучаю рану. Она примерно три дюйма в длину и всё ещё кровоточит. В мире Дарлинг в таких случаях применяют анестезию. Здесь у нас есть принцы фейри.
– Дайте ей что-нибудь от боли, – приказываю я, когда Баш передаёт мне иглу с нитью.