— Я тоже, пожалуй. День сегодня тяжелый был, пора и на боковую.
Выскользнув из-за стола, мы опрометью кинулись наверх, пока домовому не пришла идея еще чем-нибудь накормить уставших домочадцев.
Утро нас застало солнечной погодой, чем здорово порадовало. Костя предложил сходить проведать Настю и рассказать ей о вчерашних похождениях. Я был не против, потому что хотел проведать Грома и немного на нем прокатиться. Магия коня действовала на меня успокаивающе, а мне необходимо было вернуть душевное равновесие.
Настя естественно очень расстроилась, что ей не удалось сходить с нами на болота, да еще и обозвала дураками, при этом рассказав несколько способов изгнания Кикиморы.
Почувствовав себя полными невеждами, мы клятвенно пообещали, что если куда и соберемся, то сначала заглянем к ней за советом или возьмем с собой и только после этого отправимся совершать подвиги или с кем-нибудь сражаться. Гром встретил меня радостным ржанием. Выведя его из конюшни, я быстро вскочил в седло, и мы понеслись навстречу ветру. На душе сразу стало спокойно и хорошо. Все проблемы отошли на второй план. Сейчас не было ничего кроме моего коня, несущего меня вдаль.
Вдоволь нагулявшись, я вычистил Грома и, попрощавшись с ним, вышел из стойла.
Костя собрался забежать в деревню к Марье, а я решил составить ему компанию.
У дома знахарки толпилось несколько человек.
— В очередь, ребятки, — сказал нам седовласый мужчина с грустными, отчаявшимися глазами.
— Что опять случилось? — спросил я Кощея и мы, не сговариваясь, взбежали по лестнице и ворвались в избу.
— Марья, что происходит?
— Потом, — прошептала она одними губами.
Напротив знахарки сидела девочка лет семи, а рядом стоящая женщина, видимо ее мать, причитала.
— Я ведь не знаю, что и делать? Врач говорит обычная простуда, только не верю я. Танечке все хуже и хуже становиться. Да и не одна она у нас в деревне заболела. Помоги, Марья. Я знаю, ты можешь.
— Как не помочь, помогу, конечно.
Знахарка сняла с шеи амулет в виде небольшой деревянной пластинки с исписанными на ней непонятными символами и одела девочке на шею.
— Вот, пусть не снимает, через пару дней ей должно стать легче.
— А если не станет? — заливаясь слезами, спросила мать девочки.
— Станет, а теперь ступай отсюда, да скажи, что приема больше не будет.
Народ на улице загудел и заволновался, но быстро разошелся по своим делам.