— Слушать твою ложь?! Ну ты и наглец! Как будто я не слышу музыку и не догадываюсь, что вы воркуете в кафе, пока я, как дура, слоняюсь в одиночестве по парку!
— Наша перепалка ни к чему хорошему не приведет!
— Ты еще ожидаешь от меня хорошее?! — голос Наташи звенел от негодования.
— Мы в «стекляшке», в Трубе. Приходи сюда, и ты убедишься, что не права.
— Ты меня вообще за дуру принимаешь?! — воскликнула она, и в трубке раздались гудки отбоя.
Олег вздохнул, и тут его мысли вернулись к Веронике, долго не возвращающейся. Взяв оставленный ею пакет, он поспешил к туалету и вскоре убедился, что ее там нет. Вернувшись за столик, он вытащил из пакета картину, написанную маслом. Это была абстракция, смешение разных цветов, без конкретного сюжета, но в целом впечатление создавалось приятное.
— Симфония цвета, — пробормотал Олег и, перевернув картину, на обороте прочитал: — Вероника Залевская. Лунное притяжение.
— Где здесь луна и где ее притяжение? — поинтересовался он сам у себя, разглядывая картину.
Олег решил на всякий случай еще часок посидеть в кафе — может, Вероника одумается и вернется, хотя бы из-за картины. Но вместо нее через полчаса явилась взбудораженная Наташа и устроила ему «разборку».
Часть 3
Дневник Родиона Иконникова. Полесье
— 1 —
Город, за короткое время многократно изнасилованный, затих, не ожидая от будущего ничего хорошего. Свержение царизма, провозглашение всевозможных свобод, надежда на заключение мира с Германией вызвали повсеместное ликование, но все это закончилось разочарованием и неудовлетворенностью, и на смену эйфории пришел страх неопределенности завтрашнего дня.
Наступила вакханалия вседозволенности, власти утверждали свою правду штыками и артиллерией. В стране царил хаос. Для меня прежний, привычный мир рухнул задолго до этих событий. И мне придется вернуться в прошлое, отдаленное от этого момента более чем на год, к моей поездке в Петроград.
Более года я не видел Лизоньку, мы только обменивались с ней письмами, становившимися все более редкими, сухими и лаконичными. Из ее писем, вернее, из прочитанного между строк, я узнал, что она все более увлекается революционной деятельностью, состоит в партии эсеров. О себе я тоже сообщал с краткостью телеграфных отправлений. Но когда я сел в поезд, думы о Лизоньке изгнали все прочее из головы. Долгий путь, протяженностью более чем тысяча верст, показался мне вечностью. Все это время я вспоминал те светлые дни, когда наши с ней отношения были безоблачны, когда мы любили и желали друг друга. А вот во вторую ночь мне приснился ужасный сон: радостно улыбающаяся Лизонька шла под руку со студентом Сиволапцевым — Химиком, направляясь в меблированные комнаты. Припомнилось, как он появлялся в моем горячечном чумном бреду в виде беса желаний, предлагавшего мне жизнь и Лизоньку в обмен на душу. Удивительным образом после той ночи я пошел на поправку, хотя мое состояние считалось безнадежным.
При пробуждении мною овладели плохие предчувствия и подозрения, имя которым — ревность. Я с удивлением вопрошал себя: почему мне до сих пор не приходила в голову мысль, что Лиза может завести себе любовника? Ведь наши с нею отношения перед отъездом, сухая, вялая переписка — все указывало на то, что ее чувства ко мне поугасли. Даже когда я валялся по госпиталям, она не навещала меня, как делали многие жены раненых офицеров.
«Но ведь ты сам ей это запретил!» — вмешался внутренний голос.
«Если бы она любила, то сердце все равно позвало бы ее в дорогу!» — возразил я.
«Если ты любишь Лизоньку, то зачем соблазнил и тем самым в конечном счете погубил Христину?» — поинтересовался внутренний голос.
Поздним вечером, когда я уже подъезжал к дому, где находилась наша квартира, мое воображение рисовало картину прелюбодейства, которое я там увижу, явившись неожиданно.