— Ужас! — сказала Вика, зайдя в комнату. — Где ты это раздобыл, Миша?
— Есть места, — ответил я туманно.
— На уроках истории об этом не говорили, — продолжила Вика, усевшись рядом и прижимаясь к моему плечу. — Почему?
— Потому что противоречило, мать ее, коммунистической идеологии. Если верить ей, весь советский народ встал на защиту завоеваний социализма. А предателей, дескать, были единицы. Если бы! Даже в Белоруссии немцам служили от двадцати до сорока тысяч человек. А возьми Прибалтику и Украину, где формировали дивизии СС из местных жителей. Полицейские батальоны латышей и литовцев… В сорок третьем они уничтожат сотни деревень на севере Беларуси — вместе с жителями. Население там до сих пор не восстановилось. Добавь армию Власова, «хиви» в Вермахте… Сотни тысяч! Это замалчивали. Спустя сорок пять лет аукнулось. Кто сейчас ходит под такими флагами, знаешь?
— Что ты собираешься делать?
— Напишу статью для «Советской Белоруссии». Факты, исторические свидетельства, снимки. Пусть люди знают.
— Зачем это тебе?
— Нужно.
— Боюсь я, Миша! — она потерлась щекой о мое плечо. — Наживешь ты врагов.
— И это говорит мне член ВЛКСМ? — спросил я с деланной суровостью.
— Сколько того членства осталось? — не приняла шутки Вика. — В будущем году стукнет двадцать восемь[4], и отдам билет.
— В партию вступать не собираешься?
— Не хочу, — вздохнула она. — Раньше думала, а теперь…
— Вот и умница!
Я обнял ее и поцеловал в щеку.
— Хорошенько зубы почисти перед сном! — фыркнула она, отстраняясь. — Несет как из пепельницы. Иначе целовать не разрешу…
Одну из папок я отнес Яковлевичу, попросив посмотреть на досуге. На следующий день он вызвал меня к себе.
— Зачем ты мне это дал? — спросил, глядя больными глазами. — Ночь не спал. У меня родственники погибли в Минском гетто. Дед, бабушка, сестры отца, их дети. Девять человек. Есть такое место — Яма, это нынешняя улица Мельникайте. Там их расстреляли.
— Вы хотите, чтобы это повторилось?
— Что ты, Миша! — возмутился он.