Черный дом,

– Что? – повторяет Ребекка, уже обращаясь к Питу Уэкслеру, не к Генри. – Что ты такое говоришь?

– Он меня спросил, я ему ответил, – пожимает плечами Пит. – Ничего больше.

Сверкая глазами, Ребекка шагает к нему.

– Это случилось на нашем тротуаре? Еще один ребенок, перед нашим зданием? И ты ничего не сказал ни мне, ни мистеру Макстону?

– Нечего было говорить, – защищается Пит.

– Может, вы сможете рассказать нам обоим, что в действительности произошло, – предлагает Генри.

– Конечно. Произошло то, что я вышел на улицу покурить, понимаете? – Уэкслер говорит правду, но не всю. Оказавшись перед выбором, пройти десять ярдов по коридору «Маргаритки» до мужской комнаты и бросить окурок в унитаз или пройти десять ярдов до входной двери и растереть его об асфальт автостоянки, Пит, само собой, остановился на втором варианте. – Я вышел за дверь и все увидел. Патрульная машина стояла у тротуара. Я подошел к зеленой изгороди, и там этот коп, молодой парень, его фамилия, кажется, Чита, загружал велосипед, вроде бы подростковый велосипед, в багажник. И что-то еще, точно я не разглядел, но что-то маленькое. А потом достал из бардачка мелок и сделал на тротуаре отметины.

– Ты с ним говорил? – спрашивает Ребекка. – Ты спросил, что он тут делает?

– Миз Вайлес, я говорю с копами, лишь когда этого не избежать, вы понимаете, о чем я? Чита, он даже меня не видел. И потом, он бы все равно ничего не сказал. У него было такое лицо… Я надеюсь, что успею добежать до сортира до того, как наложу в штаны, вот какое.

– Значит, он просто уехал?

– Именно так. А через двадцать минут появились два других копа.

Ребекка вскидывает руки, закрывает глаза, прижимает пальчики ко лбу, предоставляя Питу Уэкслеру великолепную возможность, которую он, естественно, не упускает, полюбоваться ее грудью, туго обтянутой блузкой. Зрелище, возможно, не столь волнительное, как ее зад у него над головой, но тоже ничего. Для отца Эбби вид буферов Ребекки Вайлес, обтянутых тонкой материей, что костер в холодную ночь. Для ее изящной фигурки они очень даже большие, и знаете что? Когда руки поднимаются, с ними поднимаются и буфера! Да если бы он знал, что она устроит такое шоу, сразу же рассказал бы о Чите и велосипеде.

– Ладно, хорошо. – Пальцы перемещаются на виски, руки поднимаются еще на дюйм-другой, она задумчиво хмурится, на мгновение напоминая статую на постаменте.

«Гип-гип-ура, – думает Пит. – Во всем есть светлая сторона. Если завтра с нашего тротуара утащат еще какого-нибудь маленького засранца, я буду только за».

– Ладно, ладно, ладно, – продолжает Ребекка, открывает глаза, опускает руки. Пит Уэкслер смотрит куда-то за ее плечо, лицо у него – маска бесстрастности, и она сразу понимает, что к чему. Святой Боже, ну и дикарь. – Все не так плохо, как я думала. Во-первых, ты видел лишь полисмена, укладывающего в багажник велосипед. Может, его украли. Может, его взял без спроса другой мальчик, а потом бросил и убежал. Коп мог разыскивать этот велосипед. Или мальчика, который ехал на этом велосипеде, сбила машина. Но даже если произошло самое страшное, не думаю, что нам это может повредить. «Макстон» не несет ответственности за происходящее вне его территории.

Она поворачивается к Генри, на лице которого написано, что он хотел бы находиться в сотне миль отсюда.

– Извините, я знаю, что мои слова звучат очень уж хладнокровно. Из-за этой истории с Рыбаком я расстроена не меньше других, учитывая, что двое детей погибли и еще одна девочка пропала. Мы все так расстроены, что соображаем с трудом. Но ужасно не хотелось бы, чтобы нас втянули в это дело, понимаете?

– Я прекрасно все вижу, – отвечает Генри. – Будучи одним из тех слепых, на которых постоянно ссылается Джордж Рэтбан.

– Ха! – вырывается у Пита Уэкслера.

– И вы со мной согласны, не так ли?