Годсгрейв

В конце коридора виднелись широкие деревянные двустворчатые двери, которые охраняли два явно раздраженных легионера, поднявшие головы, чтобы лучше слышать звуки бойни наверху. Тот, что повыше, выпрямился, завидев Меркурио. Осмотрев старика с головы до пят, остановил свой взгляд на Эшлин.

– Вы не…

Ваанианка низко наклонилась и кинула на пол маленькую белую стеклянную сферу. Легионерам как раз хватило времени, чтобы заметить чудно-стекло, прежде чем оно взорвалось с хлопком, и конец коридора наполнился облаком белого газа. Эш с Меркурио подождали, чтобы проверить, не прибежит ли кто-нибудь на звук, но, похоже, рев трибун и сражения наверху успешно поглотили шум взрыва.

Завязав на лице плотные платки, они вошли в комнату и закрыли за собой дверь с четкой табличкой из дерева: «МОРГ».

Кровь на руках и на языке.

Кровь на клинках и в глазах.

Мия сражалась на зубчатых стенах, камень стал скользким от крови. Гладиаты рубили и кололи друг друга, сталь звенела о сталь, воздух наполняли боевые кличи. Мирожор, чемпион Филлипи, покрылся алым от пят до макушки, размахивая могучей двуручной мотыгой, под ударом которой броня и щиты мялись, как бумага. Рагнар из Коллегии Тацита еще стоял на ногах и выл, как безумец, согнувшись и перекидывая вражеского гладиата через плечо в воду.

Бойня была ужасной, трупы собирались грудами, в живых оставалось около двадцати гладиатов, когда сражение начинали почти три сотни. Мия никогда в жизни не видела подобного кровопролития. Фуриан сражался рядом с ней, его руки по подмышки были испачканы багряным.

Их тени полностью переплелись, все четыре – Мии, Фуриана, а также Мистер Добряк и Эклипс свернулись в черноте под их ногами. Она смутно слышала рев толпы и наблюдала, как ее мечи выплясывают в воздухе будто сами по себе. Более того, Мия слышала Фуриана, его сердцебиение, дыхание, а среди всего этого, среди крови, дыма и оглушительного воя охмелевшей от убийств толпы, она поняла, что слышит…

«…не его мысли, но…»

Его голод. Его тоску. Его мысли о Леоне были пропитаны скорбью и горечью. Его желание получить венок победителя отдавалось эхом в каждом биении сердца. На секунду она так глубоко это почувствовала, что испытала искушение просто откинуть меч и позволить ему одолеть себя. Похоже, Фуриан тоже ее чувствовал, косясь на консульское ложе и на великого кардинала среди своей трусливой паствы, его челюсти сжались от ненависти.

– Всемогущий Аа, – выдохнул он. – Эти ублюдки…

Дыхание обжигало легкие, глаза щипало от пота, пульс стучал под кожей. Ее клинок пел в воздухе, руки болели, но где-то вдалеке, такую слабую среди рева зрителей, рева огня, рева этих трех солнц, ослепительно сияющих в небе, она услышала ее.

Тьму.

Под водой.

Под своей плотью.

Под мраморной корочкой на костях этого города. Тень Мии сплелась с тенью Фуриана, растекаясь по ней, как кровь по камню.

– …Мия…

– Ты чувствуешь это? – выдохнула она.

Фуриан вонзил свой меч в грудь очередного врага, его руки стали скользкими от крови.