Годсгрейв

«Терпение».

Мия стояла на центральном постаменте – суровая, как камень вокруг нее. В голове всплывало воспоминание о том светящемся шаре в небе. О том голосе, эхом раскатывающемся в ее голове. Несмотря на три солнца наверху, ее власть над тьмой окрепла после смерти Фуриана. Стала глубже, даже насыщеннее, тень у ног покрывалась рябью, волнами, растекалась по каменным плитам к…

«Скаева».

«Дуомо».

– …Они идут…

– …Ты, как всегда, наблюдательна…

Мия видела, как они спускаются к краю арены. Толпа расступалась перед ними, как море, перед волной люминатов, шагающих впереди. Девушка услышала механический стон; вода, кишащая драками, вспенилась, когда из-под пола арены поднялась большая каменная арка. Морская вода стекала с нее ручьями, пока она становилась на место, создавая широкий мост от края арены до центрального постамента. Скаева стоял в другом конце, поднимая три пальца, чтобы благословить обожающую толпу, на его плечах по-прежнему сидел сын.

– …Он взял с собой мальчишку…

– …И? Ему было плевать, когда он убил отца Мии на ее глазах…

– …Так жаждешь крови, дорогая дворняжка…

– …Соберись, киса. Пора юному Люцию узнать суровую правду жизни…

Мия сосредоточилась на Скаеве в его роскошной фиолетовой тоге, позади него шел Дуомо в кроваво-красной мантии кардинала. Пока она наблюдала, слуги забрали его кардинальский посох и сняли облачение. Под мантией великий праведник был одет в сорочку из потрепанной мешковины. Его ноги были босы. Мужчина снял кольца, золотые браслеты и наконец – священную троицу Аа с шеи.

Оголенный.

Самый праведный мужчина в республике. Рука самого Бога, низведенный до нищего, прямо как Отец Света в старой притче, когда он подарил щедрому рабу свободу. И скоро чемпион «Магни» познает ту же свободу, дарованную голосом Всевидящего на этой земле.

Но впереди шли люминаты и группа работников арены. Они маршировали по каменной арке, внизу плавали толстые и сытые штормовые драки. Целый центурий солдат, облаченных в доспехи из могильной кости, их солнцестальные клинки светились священным пламенем. Дойдя до крепости, они окружили Мию, а работники принялись скидывать тела поверженных гладиатов в пенящуюся воду внизу. Девушка кинула быстрый взгляд на труп Фуриана, наблюдая, как он переворачивается в воздухе и со всплеском приземляется в синь, чернота у нее ног пошла рябью. Перед Мией встал центурион люминатов и молча протянул руку, глядя на ее окровавленный гладиус. Мия, не мешкая, отдала клинок.

Пока толпа скандировала и кричала, слуги быстро смыли кровь, собрали упавшее оружие и кинули в воду к трупам их хозяев, после чего поспешили обратно по мосту. Мия осталась одна, окруженная люминатами со всех сторон, сотня против ее одной.

– Преклонись, рабыня, – приказал центурион.

Мия сделала, как было сказано, упираясь коленом и кулаком в камень и склонив голову.

Ее стилет из могильной кости снова был спрятан в браслете на запястье.

Прозвучали фанфары. Началось торжественное шествие. Первым шел Дуомо, его широкие плечи выпрямились, борода топорщилась. Он поднял три пальца и шествовал по мосту в окружении легионеров. Дальше шел Скаева, приветствуя ликующую толпу, сын на его плечах держал золотой венок победителя. Мия не поднимала голову, злобно наблюдая из-под ресниц за приближением кардинала. Люминаты вокруг нее расступились, чтобы позволить ему пройти.