Рубеж (сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

– Рассказал бы ей правду. Нет ничего лучше правды.

Леонид внимательно посмотрел в глаза собеседника.

– Сдается мне, ты пытаешься меня искушать?

– Пытаюсь, – кивнул Люцифер. – У меня работа такая. Не забыл? Без выходных и отпусков.

– На меня твои фокусы не действуют. Об этом ты не забыл? – в тон ему ответил Леонид.

– А я без фокусов. Сказал же, что лучшее оружие – это правда. Ты ведь ничего тогда не сказал герцогине, так что откуда тебе знать, повредило бы ей это знание или нет? Может быть, повредило бы. А может быть, и нет. В итоге ты постоянно бегаешь от женщин, боясь, что тебя неправильно поймут. Только именно этого ты и добиваешься: понимают тебя в итоге всегда неправильно. Вот и твоя секретарша, как там ее… Мария, да?

– Да, – сухо подтвердил Леонид.

– История повторяется. Насколько я помню, не первый раз. Она любит тебя, ты боишься сделать ей больно, уходишь в сторону, старательно делаешь вид, что не понимаешь, не замечаешь ничего, – а в итоге делаешь ей еще больнее.

Чего он добивается, подумал Леонид. Любое слово рыцаря Агарты, любой поступок рыцаря Агарты всегда что-нибудь значит. Тем более слова и поступки Люцифера, первого среди них. Не останься Леонид последним, глядишь, ему никто и не оказал бы такой чести, как общение с главой рыцарей Агарты. Забавно. Первый снисходит до последнего, оказывая ему своего рода честь. И, наверное, ожидая, когда последнего не станет.

Одно радует: Леонид уже несколько столетий путает его планы, отказывается оправдывать его ожидания. А если будет позволено, то эта игра продлится еще долго. И тогда, может быть…

– Что задумался? – усмехнулся Люцифер. – Я прав? Конечно, прав. Просто тебе страшно в этом признаться. Страшно признаться в том, что я, искуситель, коварный злодей, воплощение Зла, знаю, как все на самом деле. И ты, герой, защитник, спаситель и все такое прочее, не можешь с этим ничего поделать. Или…

Люцифер замолчал. Перевел взгляд на ворота Эдема. Ажурная решетка взметнулась высоко-высоко, под самые небеса, щекоча их остриями тонких пик, из которых была собрана. Осень заканчивалась перед решеткой, и сквозь нее было видно лето. Недоступное людям. Недоступное Леониду. Недоступное Люциферу. Доступное только Богу.

Ангел с пламенеющим мечом стоял чуть в стороне от ворот. Сколько Леонид ни приходил сюда, столько ему казалось, что ангел – просто искусно выполненная статуя. Лишь присмотревшись, удавалось разглядеть, что ветер легонько ворошит кончики перьев на крыльях. Удавалось разглядеть, что ангел дышит – едва-едва. Как то раз Люцифер обмолвился, что видел, как ангел моргнул.

Врал, наверно.

– Ты ведь можешь попросить. Ты ведь уже просил. Он, – Люцифер подчеркнул это слово, – всегда тебе отвечает. А плата не так уж велика, скорее всего.

– Что ты знаешь про плату? – спросил Леонид.

– Многое. Ангел, назначенный делать грязную работу, не может не знать про плату.

Леонида поразило, с какой болью это сказано.

Эта боль была правдой? Или очередным оружием в умелых руках того, кто тысячи лет служил искусителем? Кто участвовал в вечной борьбе между Монсальватом и Агартой в те времена, когда не родился Леонид, и отец Леонида, и отец отца Леонида, и много много других людей…

Колокол Монсальвата звонил не умолкая. Помнится, когда отец впервые рассказал Леониду про колокол, мальчик удивился: неужели на свете действительно творится столько зла, столько беззаконий, неужели каждая молитва, каждая просьба, каждый призыв к небесам откликаются здесь?