Последняя из рода Блау

– И? – я откинулась на спинку кресла. – Кто-то из вас двоих проводил ритуал Призыва…с девятью другими отсутствующими членами нашего Рода? Нет?

Тогда какого демона…Я решительно не понимала, зачем дядя затеял этот циркус, разрешив Аксу этот тупой допрос. Ведь он же понимает…или…не понимает. Или дядя сам до сих пор сомневается… сомневается во мне…сомневается, что я и есть Вайю…

– Дядя, ты же сам вызывал Пинки, – я не хотела, но голос дрогнул.

– Пинки ничего не может доказать, кроме того, что запах силы изменился. Изменился! – вместо дяди мне ответил Аксель.

Изменился? Изменился? Ещё бы он не изменился! Что за тупая у меня семья! Я не Вайю? Я не Вайю Блау? Сейчас я покажу им настоящую Вайю, которую они так хотят лицезреть. Капризную, истеричную, ровно такую, которую они так жаждут!

Я подлетела к дальнему стеллажу, в углу кабинета, чтобы добраться до полки с нефритовым пресс-папье с отколототым уголком. Вышвырнула на пол свитки, нашла эту псакову зеленую штуку и со всей силы грохнула ее об пол. Пресс-папье отскочило, не получив повреждений.

Я грохнула ещё и ещё, и ещё, до тех пор, пока от него не откололся значительный кусок – всё, теперь точно не восстановить.

В кабинете царило гробовое молчание. Слышалось только мое тяжелое дыхание, и как я сдуваю непослушные волосы со лба – так лезут в глаза.

– Вот! – я пнула один кусок нефрита к столу. – В шесть, меня наказали из-за этой псаковой штуки. Дядя, ты тогда был не прав, ты не разобрался, – я обвинительно кивнула ему. – Это Аксель! Это он тогда разбил, но подкупил меня, чтобы я смолчала, ведь меня ты бы ругал меньше. И, Аксель, – я обвинительно тыкаю в Акса, – ты обещал мне тогда две конфеты! Две! А принес только одну. Ты – соврал.

– Теперь, – я подпинываю очередной кусок поближе к дяде, – все справедливо, поскольку я уже понесла за это наказание. А ты, Аксель? Ты все так же влюблен в эту Бартуш с лошадиными зубами, или у тебя новая пассия? – перед отъездом в Академию, брат даже слагал о ней стихи. – Как там было? И, расстелив под пологом ковер, снимает дева тонкие шелка…

Аксель порозовел.

– …и далее, нагая, стенает…

– Вайю! – возмущенный вскрик.

– О, я уже Вайю? Уже не стоит вопрос что-я-такое? Как быстро, братик! Ты сделал стратегическую ошибку, вас там, в вашем пустынном Корпусе совсем не учат стратегии? И что никогда нельзя обижать женщин? Ты даже не представляешь, сколько, о своем любимом и единственном брате, может знать его маленькая сестричка…

– Хватит!

– Нет, вы говорили – я слушала, теперь моя очередь. Ты все так же носишь те штанишки-кальсоны с вышитыми утками-мандаринками? – Акселю их вышивала одна из влюбленных служанок. – Нет? Наверное, сейчас у тебя на кальсонах мечи и копья! А то вино, помнишь, коллекционное, которое присылали дяде …ну то самое, которое таинственным образом пропало из запертого погреба, а потом вы с друзьями, такими же юными и бравыми сирами…

– Вайю! – Аксель хлопнул по столу.

– Хлопать будешь, когда станешь Старшим Рода. А для этого надо немного подрасти тут, – я постучала по виску.

Акселю двадцать два. Ему всего двадцать два. Вспомни, что ты сама творила в Академии в этом возрасте? Но успокаивалось плохо – до такого бреда, я не додумалась бы и в том возрасте.

– Дядя, – я развернулась к окошку, пританцовывая на носочках. – Мой милый, любимый и единственный дядя…, – сир Кастус напрягся, но я все равно собиралась сказать всё, что хотела, потому что он мог остановить этот балаган. Но не остановил. Хотел научить кого? Меня? Акселя? Это – результаты. – Аксель, ты ведь кажется не знаешь эту историю полностью? Мне тогда было четыре…дядя тогда целый год не возвращался в поместье, до самой смерти мамы. Хочешь знать по-че-му? – последние слова я почти пропела.