Малкольм тоже улыбнулся:
– Привет, Джон. Да, боюсь, твоя извечная «немезида» снова с тобой.
Малкольм поздоровался за руку со всеми присутствующими, сопровождая рукопожатие словами:
– Я – Ян Малкольм. Как дела? А мое дело – математика.
Гранту показалось, что неожиданное приглашение на остров удивило Малкольма даже больше, чем всех остальных.
Грант, конечно же, много о нем слышал. Малкольм был одним из самых известных математиков последнего поколения, которых очень интересовало, «как устроен реальный мир». Эти ученые по многим важным направлениям изменили старые традиции математической науки. Во-первых, они постоянно использовали в работе компьютеры, за что математики старой школы недовольно на них косились. Во-вторых, они работали практически только с нелинейными зависимостями, которые в целом назывались теорией хаоса. В-третьих, эти математики были живо заинтересованы в том, чтобы их вычисления описывали только то, что действительно существует в реальном мире. И, наконец, чтобы подчеркнуть свою принадлежность к живому, настоящему миру, а не к миру сухой отвлеченной науки, они одевались и вели себя с «отвратительным избытком индивидуализма», как назвал их стиль один пожилой академик. Короче говоря, эти молодые математики зачастую держались, как звезды эстрады.
Малкольм уселся в глубокое кожаное кресло. Стюардесса предложила ему напитки. Он попросил:
– Диетическую колу. Размешайте, но не взбалтывайте!
Влажный воздух Далласа просочился в салон через открытые иллюминаторы.
– Разве сегодня не слишком жарко для черного? – спросила Элли.
– Вы ужасно милы, доктор Саттлер, – откликнулся Ян Малкольм. – Я целый день буду смотреть только на ваши стройные ножки. Но – нет, черный цвет очень подходит для жаркой погоды. Если вспомнить об излучении черных тел, то придется признать, что черный – вообще самый лучший цвет в жару. Он излучает наиболее интенсивно. Как бы то ни было, я вообще одеваюсь только в два цвета – черный и серый.
Элли уставилась на него, раскрыв рот от удивления.
– Эти два цвета прекрасно подходят к любой ситуации, – продолжал разглагольствовать Малкольм. – И они неплохо сочетаются – я не буду выглядеть нелепо, если по ошибке надену серые носки с черными брюками.
– А вам не скучно все время носить только черное и серое?
– Ничуть! Напротив, так я чувствую себя более свободным. Я очень ценю свою жизнь и свое время и не желаю тратить его попусту, на раздумья об одежде. Я не хочу думать каждый день о том, что же мне надеть на следующее утро. И вообще, по-моему, в мире нет ничего скучнее моды. Разве что профессиональный спорт. Подумать только – взрослые люди играют друг с другом в мячик, а весь остальной мир платит бешеные деньги за то, чтобы им поаплодировать. Но в целом мода даже скучнее спорта. И утомительнее.
– У доктора Малкольма на все свои взгляды, – пояснил Хаммонд. – Он – человек твердых убеждений.
– И странный, как сумасшедший шляпник, – весело добавил Малкольм. – Но вы должны признать, что это далеко не маловажный вопрос. Мы живем в мире чудовищных условностей. Людям приходится вести себя так, а не иначе – потому что так принято! Они вынуждены беспокоиться о чем-то – только потому, что так принято. И никому не приходит в голову – почему это так? Ну, скажите, разве это не удивительно? В нашем обществе, перенасыщенном информацией, практически никто не думает своей головой. Нам следовало бы отмахиваться от ненужных бумаг, а мы отмахиваемся от мыслей.
Хаммонд повернулся к Дженнаро и поднял руки:
– Это все вы – вы его пригласили.
– И вам повезло, что меня пригласили, – сказал Малкольм. – Потому что у вас, похоже, крупные неприятности.
ebooksa