Круг замкнулся

Скоро она узнает.

Хорошо, что они успели уплыть.

Белянка больше не противилась, отпустила себя, обернулась одним из тысяч языков пламени. Размылись границы. Лес проник в тело и душу. Исчезли свет, и жар, и звук.

– Я иду к тебе, любимый. Я иду к тебе. Я выполнила обещание. Мы всегда будем вместе.

Сердце бьется чаще. Мир становится чище. Исчезает деревня Луки. Растворяется память.

Остается Огонь. Только Огонь. Только бескрайний, безумный, свободный Лесной Пожар.

Глава 46

На посту дозорного зевал тощий оруженосец – кажется, из доли Улиса. Имени Стел не знал, но эти чернявые патлы отчего-то прочно врезались в память… Точно! Урод травил Рани. Кулаки зачесались по прыщавой морде, и Стел мысленно усмехнулся: чего уж теперь? Только затаил дыхание и плотнее вжался в заросли боярышника.

Лагерь не всколыхнул теплых чувств, словно все эти месяцы кто-то другой жил с рыцарями, ходил к общему котлу за кашей и наблюдал, как медленно рушится мир. Возвращаться к прошлому не хотелось: даже неизвестность пугала меньше, чем перспектива влезть в сброшенную шкуру – усохла, натрет.

Порыв ветра принес запах гари. Прыщавый нахмурился и потянул носом.

«Скоро завтрак, кашеварят…» – невесомо коснулся его сознания Стел.

Оруженосец сглотнул слюну и пошел вокруг лагеря.

Ночью все сложилось как по писаному: едва сойдя с плота, Стел наткнулся на Ласку. Долго убеждать ее не пришлось, она сразу поверила, что Белянка действительно сожжет деревню, и побежала всех будить, а Стел отправился к лагерю, подстраховаться. Но рыцари и не думали нападать: ночные костры, дозорные – все как обычно. И только мелькнула несколько раз мрачная фигура Рокота. Видимо, не спалось. Что ж, немудрено.

Как только оруженосец скрылся из виду, Стел выбрался из кустарника, отошел на десяток шагов и побежал к деревне. По его расчетам, времени оставалось впритык. Белянка шла туда умирать, он понял это сразу.

Но он не позволит.

Ветки хлестали в лицо, тропинка путалась, терялась, но огонь надежно указывал путь. Между черными стволами сквозило алое зарево, как в том видении, когда закат пожирал камыши, а ветер до кровяных потеков обдирал небо, будто простуда горло. Только то – не простуда и не закат, а настоящий огонь, и приближается он с каждым шагом. Все труднее дышать. Все глуше сердце. Соленый пот скатывается по лицу, щиплет глаза, пропитывает рубаху.

Кожу ужалили первые искры. Стел резко остановился, пошатнувшись вперед, опалил ресницы.

Дальше дороги нет – верная смерть.

Прямо перед ним бушует пожар. Выжигает дотла. Огненные змеи взвиваются к облакам, искрами разбрызгивая яд, жалят неспасшихся птиц. И опадают безжизненными плетями, просачиваются в горелую землю, изнутри подтачивают вековые деревья. С грохотом падают ветви, стволы сворачиваются, будто бумажные, схлопываются, оставляя за собой только раскаленный добела огонь.

А где-то там, внутри, Белянка.