Она не нужна! Она лишняя. Лишняя! Бессмысленная и бесцельная.
Почему она очнулась? Зачем? Зачем вернулась в тело, у которого ничего не осталось?
В сердце больше не билось пушистое солнце. Ушел последний родной запах, и только безликая свежесть звенела на все лады. Пустота раскрывалась воронкой, тянулась к горлу, к глазницам, опускалась в живот, надувалась пузырем, через уши вытекала наружу. Пустота пожирала все, даже перегорелый пепел – не оставалось ничего.
Белянка судорожно, глубоко вдохнула, чтобы хоть чем-то заполниться. Пахло землей. До слез пахло сырой землей, сладким перегноем, речной тиной и горькими травами: будто кто-то голыми руками до порезов рвал острые травы и растирал между пальцами.
Медленно Белянка повернула голову, чтобы увидеть сгорбленного рядом Стела. Он сидел поджав ноги, опустив поросшее щетиной лицо. Локти упирались в колени, а кисти почти касались травы. Его легко можно было бы принять за мертвый древесный корень. Белянка осторожно отвела руку и коснулась его указательного пальца.
Стел вздрогнул и вскинул голову. С постаревшего от бессонных ночей лица, исчерченного морщинами, смотрели осоловелые глаза. И вдруг в черноте зрачков будто пролетела звезда: распахнулись ресницы, расправились складки вокруг губ. Стел с силой сжал руку Белянки и ошалело улыбнулся. В ответ она изо всех сил стиснула пальцы. Он зажмурился и прижал к шершавой щеке ее ладонь.
– Я здесь, – прохрипела она вечность спустя и не узнала свой скрипучий голос.
Он отрывисто кивнул, не выпуская ее руки, не открывая глаз.
– Кто-нибудь… – она протолкнула сухой комок в горле. – Кто-нибудь выжил?
– Да. Все, – он несколько раз бессмысленно кивнул. – Все выжили.
Да что с ним такое?!
– Как долго я… спала? – вслух спросила она, голос слушался уже лучше.
Стел наконец-то открыл глаза, отвел ее руку от своего лица и сжал обеими ладонями.
– Два дня, – глухо выдавил он.
– Два дня? – она вырвала руку и резко села – закружилась голова.
Стел помог ей опереться о ствол Ивы и поправил сбившееся одеяло. Он смотрел такими глазами, что хотелось исчезнуть. Видимо, он успел ее похоронить.
– Я настоящая, Стел, – на всякий случай прошептала она.
Он последний раз кивнул и резко выдохнул. Привычное самообладание и покой возвращались к нему. И Белянка вдруг поняла, что рада видеть Стела, рада видеть его живым и невредимым. И он так искренне рад, что она жива.
Быть может, только ради этого стоило возвращаться из безвременья?
– Мы уже почти не надеялись, – будто невзначай бросил он.