Ноги у меня тряслись, так же, как и руки. Глаза слезились, хотя я и не плакала… В конце концов, глядя как я третий раз пытаюсь выбраться, одновременно придерживая юбку, которая все время выскальзывала из пальцев и мешала мне, Ригер просто взял меня под мышки и выдернул из сундука. Посадил на сидение в коляске и сказал:
— Всё, всё уже кончилось, не волнуйся так. Хочешь холодного чаю?
Соображала я, почему-то, очень плохо…
— Чаю? А сейчас привал будет?
— Да, там несколько человек ранило, сейчас будет привал.
— А тебя не ранило?
— Нет, я совершенно цел, не волнуйся так, Калина. Всё уже кончилось.
— Совсем кончилось?
— Совсем.
Он снял с пояса флягу и протянул мне. Но посмотрев, как я пытаюсь вынуть пробку просто забрал её и открыл сам.
— Пей и успокойся. Наши спутники все живы.
Я бездумно сидела на траве и прислушивалась к миру. Постепенно в него вернулись нормальные человеческие звуки. Глаза больше не слезились и я стала видеть детали.
Как из соседской повозки выпрыгивают дети и, если младшие испуганно жмутся к матерям, то подростки, напротив, норовят отойти подальше и что-то ищут в кустах и траве. Как возле одной из телег стоят воины, снявшие свои кожаные туники. У некоторых на рубахах кровь, один баюкает перевязанную руку, еще одному тетка Фая бинтует голову.
В стороне от дороги горит костер, возле него топчутся с котелками крестьянки. Но на костре греется большой солдатский котел. Одни из вояк черпает воду и носит тетке Фае. Там, у неё в телеге, кто-то вскрикивает и раздается её густой зычный голос:
— Все уже, все, потерпи, сердешный… Щас обмою рану, и питья дам сонного, сразу и полегчает.
Ригер идет ко мне из головы колонны и садится рядом. Он уже где-то успел умыться.
— Ну что, Калина? Тебе легче?
— Да. Прости, я…
— Глупости какие — говорит он и, положив руку мне на плечо, слегка прижимает к себе.
Я утыкаюсь носом ему в грудь и с облегчением вдыхаю такой знакомый запах дыма и свежего пота, и хвойный запах волос от короткой косички и чужие нотки хозяйственного мыла от рубахи. Почему-то вспоминается, как я радовалась куску мыла, что украл Дик. Каким замечательным мне казался запах и возможность мыться, носить чистое белье и не дышать вечной вонью свинарников… Светлая ему память, хороший он был человек, добрый и терпеливый…