Никто и звать ника

22
18
20
22
24
26
28
30

Меня спасали несколько чудом уцелевших книг из когда-то большой домашней библиотеки.

Ригер учил меня читать и писать, но это занимало у него слишком мало времени. Книги были самые дурацкие, с неполным набором страниц и, именно по этой причине — уцелели.

Травник с подробным описанием растений, две большие части любовного романа про какие-то древние времена и страны и толстая кулинарная книга, где не хватало больше половины листов.

Нита целыми днями шила, по-прежнему была тиха и молчалива, но хоть перестала вздрагивать, когда ее окликают. Я была довольна ее работай. Она следила за моей одеждой, научилась делать мне интересную и не сложную прическу, помогала мыться. Я купила ей несколько отрезов ткани на одежду — пусть обновит себе гардероб.

Риш, новый слуга Ригера, днями торчал на конюшне. Я его вообще редко видела.

Поэтому муж пристрастился к конным прогулкам с Гомиро.

Ежедневно он и тер Ванг ездили кататься по окрестностям. Четыре породистых жеребца, которых Гомиро собирался увезти с собой, были хорошо объезжены. Выглядели они значительно красивее, чем наши рабочие лошади, но оно и понятно. Иногда я в окно наблюдала за тем, как Ригер и кузен выезжают по старой аллее. Оба всадника смотрелись прекрасно, как картинка в сказочной книге.

Возможно, когда мы решим, каким именно бизнесом займемся и у нас все наладится, стоит купить для него такого породистого жеребца?

Я маялась…

Я не чувствовала это здание своим домом, меня раздражали и Гомиро, и почтительный Денус, я не могла четко сформулировать, что не так, но ожидание пакости от кузена становилось все сильнее…

Шла уже вторая неделя нашего пребывания в доме. Вчера за ужином Гомиро обмолвился, что со дня на день должен получить сообщение со своего корабля и тогда он попрощается с нами. Я с облегчением выдохнула.

Самое раздражающее — он не был конченой сволочью! Тему рабства я затрагивать в разговорах не рисковала, но во всем остальном он был вполне приятный парень, не глупый, с юмором и деликатный. И это раздражало еще больше! Иногда я просто с трудом сдерживалась от язвительных замечаний.

Утром, по обыкновению, сразу после завтрака, Гомиро шел к отцу. Кто их знает, о чем они там беседовали, но не так много у старика радостей, зачем лишать его удовольствия? После беседы они с Ригером, обычно, уезжали на конную прогулку, а я шла гулять с отцом в сад. Так было и в этот день. Вежливо поприветствовав меня поклоном, он вышел из комнаты, а я, на диванчике, осталась ждать, когда отец наденет прогулочный костюм.

Но в саду ему стало плохо. Сперва он просто потер грудь возле сердца и предложил посидеть, а не ходить по тропинке.

Мы сидели почти час, разговаривали и даже шутили, но я беспокоилась, я видела, что лучше не становится. Вернуться в дом он отказался:

— Не переживай, детка, это не первый раз, скоро пройдет.

— Папа, мы можем вернуться, ты полежишь, а я посижу с тобой. Откроем окно в сад и будет очень хорошо!

— Нет, Элиза, нет… Сколько мне еще осталось таких прогулок?! Не отнимай у меня маленьких радостей.

Я с беспокойством наблюдала, как он все чаще морщится и трет грудь. А потом он резко побледнел, прикрыл глаза и начал сползать по скамейке. Я вскочила, подхватила невозможно тяжелое тело, отметив и резко посиневшие губы, и испарину на лбу… Упасть я ему не дала, с трудом уложила прямо на траву запущенного газона… И побежала к дому.

Сиделки в комнате не было. Как правило, в это время она уходила на кухню перекусить. Горничная уже подмела, сменила цветы в вазе и ушла…