– Глупая, это сюрприз для тебя.
– Значит, теперь уже не сюрприз.
– Ну ладно, – вздохнул Грэй. – Ты в детстве тоже всегда портила себе впечатление от рождественских подарков?
– Хватит, ну скажи мне, что это такое! – засмеялась я.
Он приподнял подушку и показал мне кучку морского стекла. Я их собираю, – сказал он, выбрал несколько стеклышек и показал мне. При лунном свете я увидела их нежный цвет – бледно-розовый, светло-зеленый.
– Какие красивые, – сказала я.
– Я хочу сделать для тебя мозаику.
– Ничего себе! – Я была тронута. – Но как?
– На той стороне острова растут несколько сосен. Я наберу смолы, растоплю, смешаю с углем с «Циклопа», и получится клей. Когда-то так его делали индейцы.
Я улыбнулась:
– Не знаю, что меня больше поразило: факт, что тебе известно, как делали клей индейцы, или то, что ты планируешь сделать мне такой необыкновенный подарок. – Я сжала его руку. – Спасибо.
Он нежно поцеловал меня, и мы снова легли, но я так и не смогла успокоиться.
– Я совсем про них забыла, – сказала я, глядя на пачку писем, которые мы принесли с корабля.
Грэй сел и зажег керосиновую лампу, обнаруженную на корабле, одной из многих спичек, которые лежали в чемодане Эдварда Гантера. Потом он пошарил в нашем маленьком доме – размером в лучшем случае с небольшой шкаф-купе – и нашел то, что искал.
– Вот, – сказал он, протягивая мне другую пачку писем.
– Прочитать их вслух?
– Как сказку на ночь? – усмехнулся он.
– Да. – Я вытащила первое письмо.