– Вот и они, девочка моя, – сказала она. – Флаг тебе в руки. И, сделай милость, завязывай думать так громко. Мы там, на кафедре, от тебя все краснеем.
Я и сама покраснела, но все равно взяла верхнюю книгу из стопки, открыла и стала читать.
Раз уж у нас тут волшебная сказка, я не стану вам пересказывать все, что узнала в НИПБ. Волшебные сказки обычно не вдаются в подробности, чем там занимались герои в промежутках между приключениями. Скажу только, что эти книги – особенно стихи – тоже обладают чарами, и весьма могущественными. Они даже как-то изменили мое мнение о собственной человеческой природе. Не могу сказать, что поняла, как они это сделали, – просто сидишь себе и чувствуешь, как они клубятся у тебя в голове и заставляют чувствовать такое… чего ты никогда еще в жизни не чувствовал.
Из-за этих поэтических чар я даже позабыла о Байроне. Ну, почти. Я даже поглядывала на него не чаще чем через пару страниц. И когда он закрыл книгу, отнес ее на кафедру и натянул потертую кожаную куртку, собираясь уходить, клянусь, я встала и двинулась за ним только потому, что проголодалась до чертиков.
Он подождал меня у дверей. Я подвалила эдаким прогулочным шагом – сама Мисс Беззаботность Между-Йорка.
– Эта часть города вне моих обычных путей миграции, – тихо сказала я (правило номер четыре). – Где тут можно разжиться сэндвичем?
Вместо ответа он взял меня за руку и потащил за собой наружу. Понятия не имею, что он там почувствовал, когда наши руки соприкоснулись, но у меня во рту разом пересохло, а лицо полыхнуло жаром, как августовский тротуар. Я сравнила симптомы с показаниями поэзии. Любовь, сомнений быть не может. Кажется, выиграть пари будет легче, чем я думала.
Приземлились мы в месте, где я никогда раньше не бывала: «Тожехочутак», что под Таймс-сквер. Только для подменышей – Народ не допускается. И там подавали человеческую еду (сворованную из кулинарии Снаружи)! Пахла она на мой вкус малость странно, но я была готова на все, что нравится Байрону. Он заказал нам по гамбургеру с кофе, а я тем временем пыталась придумать, с чего бы половчее начать разговор. Примерно вечность спустя в сухом остатке у меня было только «что ты изучаешь в колледже?»… – ну, я и спросила.
– Магию, – кратко ответил он.
– Ого, – сказала я. – А почему?
Он оглянулся по сторонам и пододвинул свой стул к моему.
– Я хочу выбраться отсюда, вернуться Наружу. Там мое место.
Я кивнула. Вот всегда со мной так. Встречаешь живой ответ на молитвы любой девчонки-подменыша, и на тебе – парень ку-ку. Всем известно, что подменышам нет выхода из Между-Йорка – если только Народ сам их отсюда не вышибет. Да большинство из нас и не ушло бы никуда, даже если б могло. Я бы, например, не ушла. Попасть туда, где нет магии, где тебе нужны деньги, чтобы жить, где ветер тебя заморозит, а дождь промочит, где ни с кошкой не поболтаешь, ни с вилисой не станцуешь, ни с лепреконом языком не почешешь… Да ни за что на свете! Нет, мне, конечно, тоже было интересно, как оно там, Снаружи. Я читала газеты и журналы, которые заносило в ливнёвку, и охотно слушала, когда кто-нибудь из Народа рассказывал про свои приключения со смертными. Но вот жить среди них, смертных, мне совсем не хотелось. Слишком они непредсказуемые.
– Я тут как игрушка, как зверушка домашняя – меня уже тошнит от всего этого, – говорил меж тем Байрон. – Что бы я ни делал – это ничего не меняет. А я хочу, чтобы меняло, Ниф! Я хочу быть
Нет, он, может, и ку-ку, зато какой красивый. Я слушала его, издавала какие-то сочувственные звуки и любовалась, как эти его каштановые кудри падают обратно на лоб, стоит ему их откинуть.
– Должен быть какой-то способ. Ну, ты же знаешь: прецеденты были. Томас-Рифмач, Тэм Лин, Орфей, Геракл… Мне нужно только свести все данные вместе. У меня есть мысль, что все это как-то связано с теорией хаоса и алхимией. Понимаешь…
Мы говорили, а я смотрела, как страсть разжигает пламя за этими теплыми карими очами, и думала, как, интересно, заставить его так посмотреть
Обратно в библиотеку я в тот день так и не попала. Какое-то время мы еще поторчали в «Тожехочутаке», а потом пошли плясать на перманентный плавучий Фэйри-Рейв. Я так и не поняла, чего это Байрон тусует со мной, когда на него заглядывается столько прекрасного Народа, но вообще-то мне было наплевать. Мы отлично провели время. Наплясавшись, мы пошли плавать с русалками в нью-йоркской гавани и воровать венерок из устричного бара на Центральном вокзале, а потом еще на «Бродвейскую песнь», неувядающую музыкальную любовь всего Народа, и развлекались, и развлекались, пока не устали развлекаться и не срубились.
Проснулась я в гнезде медведей-оборотней под Центральным зоопарком. Байрона нигде не наблюдалось. Медведи понятия не имели, куда он подевался, зато имела я.
Войдя в Читальный зал, я первым делом увидела его – вон он, сидит, кудрявая голова чуть ли не с религиозным восторгом склонилась над толстенной книгой с черной обложкой и алым обрезом. Я постаралась пройти мимо его стула по дороге в каталог и потрепала его походя по плечу. Он даже головы не поднял.
ebooksa