Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Как же мне подобраться к лошадям? Мышь или крыса сумела бы подойти близко, но на нее могут наступить. Куры тоже спокойно к ним подходят, но курицу запросто может схватить и зажарить себе на ужин какой-нибудь человек. Даже если б я мог превратиться в крысу, мышь или курицу (а я не мог!), все равно не хотелось становиться кем-то, на кого все охотятся.

Раньше я уже пытался освоить превращение в кошку, но так и не обнаружил в себе кошачьего наследия. Может, когда-нибудь я научусь преображаться и в таких животных, от которых не унаследовал ничего, но для этого надо подрасти, набраться знаний, мудрости и опыта. Может быть, лет через сто… Но я-то хотел лошадей прямо сейчас!

Я лежал на своей шелковой перине, вдыхал запахи трав из верхнего мира (Золотой поделился со мной своими запасами, чтобы я положил немного под подушку, – сказал, они обостряют ум) и думал. Какое животное может подойти к лошадям, не вызывая лишних вопросов?

Человек.

И человек у меня в родословной имелся, хотя всю свою недолгую жизнь я старался об этом забыть. Человек оставил в моей крови такой ясный след, что можно было не сомневаться: превращение пройдет легко и гладко.

При условии, что я это приму…

Я свернулся калачиком на перине и прижал к груди покрывало, сотканное из тончайшей паутины. Я так долго отказывался на это смотреть… Я заглянул в себя и увидел ту нить своей сущности, которую получил от отца. Она лежала вдоль позвоночника и поначалу показалась мне серой. Но потом я присмотрелся и увидел, как странно она мерцает и переливается всеми красками. Ничего похожего я у людей не видел.

Я потянулся к ней, почувствовал, как она тянется ко мне в ответ… и тут на меня внезапно накатила усталость. Немудрено: я всю ночь куда-то бегал, летал совой и за кем-то подглядывал. Я отправил отцовскую сущность обратно – туда, где она все это время пряталась, – и уснул.

* * *

Когда мы с Золотым снова отправились наверх, там уже сгущалась ночь. Изморозь покрыла берега ручья, затянула лужи хрустящей корочкой, опушила палую листву. Я поплотнее запахнул плащ. Когда-то, впервые увидев снег верхней земли, я в него просто влюбился. Он был такой белый! Можно было лепить из него снежки; можно было лечь – и он послушно уминался подо мной по форме тела; к тому же, он так чудесно преображал все вокруг, особенно в лунном свете! Я не сразу заметил, что холод опасен. Но теперь я знал о морозе, о снеге и льде все, что нужно. Я одевался тепло и экономил силы, чтобы в случае чего быстро разогреть кровь.

– Сегодня ты будешь наблюдать за древесными змеями, – сказал Золотой.

За змеями?

– Но они же залегли в спячку, учитель!

– Ну и что? Посмотришь, как они спят. Увидишь, как они хранят и сберегают тепло и силы. Это еще одна тактика, которая когда-нибудь может тебе пригодиться.

– Я хочу попробовать кое-что другое.

– Да ну? – Золотой придвинулся ближе, и глаза его вспыхнули. Вместо плаща он носил шкуру с длинным, густым мехом – таким же золотисто-рыжим, как и его собственные кудри, пышные, длинные и вечно спутанные. Я часто гадал про себя, была ли эта шкура частью его звериного «я» или он на самом деле снял ее с убитого зверя. – Ты нашел еще одно родовое животное?

– Да.

– И кто же это?

Я поднял руку, прикрываясь на случай, если он вздумает меня ударить, и прошептал:

– Человек.

Золотой уставился на меня: красные огни его глаз горели в тени лица.