Бывают времена, когда стоит и соврать кому-нибудь из Народа, а бывают – когда нет. К тому же я слишком устала.
– Солонина с горчицей на ржаном хлебе, сэр.
– И что вы намеревались с ними сделать?
– Съесть. В туалете, где никаких книг нет. Я знала, что проголодаюсь, и не хотела тащиться всю дорогу до «Тожехочутака», чтобы раздобыть себе перекус.
– Это все равно, – отрезал он. – А вы, молодой человек? Что вы делали в Фондах?
Байрон сидел перед ним горделивый и прямой.
– Я хотел книгу, – заявил он, глядя Гению прямо в очки.
– Странницы принесли бы ее вам.
– Свободных странниц в тот момент не было.
– Это так, – встряла я. – В зале не оказалось ни единой странницы.
КАТНИП с Гением обменялись совершенно нечитаемым взглядом.
– Это вас не извиняет, – сказал Гений. – И вам это прекрасно известно. Вам говорили, что Фонды опасны, и вы понимаете, что может означать слово «опасность» в таком месте, как это. Вы повели себя очень глупо.
Мерцающие прямоугольники обратились от Байрона ко мне.
– Как и вы, мисс. По более благородной причине, но все равно глупо. Боюсь, я вынужден попросить у вас ваши библиотечные карточки.
Я выудила из джинсов свою – признаться, удивленная, что наше наказание не оказалось суровее… но еще больше я удивилась тому, как жалко мне было ее отдавать. После всех чудес, которые я увидала здесь всего одним глазком, вернуться к мокрым газетам и вырванным журнальным страницам будет ой как нелегко.
– Она мне все равно не нужна, – бросил Байрон, доставая карточку. – Я знаю то, что знаю. И этого вы у меня не отнимете.
– Думаете?
Голос Гения был очень мягок, но от звука его у меня на шее встали дыбом волоски.
Он протянул руку, и мы покорно отдали карточки.
Байрон встал и устремился к двери.