Призрак потерянного озера. Поместье Вэйдов. Госпожа Лант

22
18
20
22
24
26
28
30

Тони так и не обнаружил ни малейшего следа Джефа.

— Единственное правдоподобное, по–моему, объяснение, — рассуждал он впоследствии, — состоит в том, что, во–первых, Джеф был не убит, а только ранен. А во–вторых, выйдя в бессознательном состоянии на улицу в такую погоду, упал в воду, захлебнулся и был снесен в океан. Иначе он оставил бы хоть какой–нибудь след.

Когда я увидела своего деверя в первый раз после той страшной ночи, он выглядел как лунатик, мучимый бессонницей в течение, по крайней мере, нескольких недель. Его тоже терзали неразрешимые вопросы.

— Как ты думаешь, Тони, мы могли не услышать, что дверь открывается? Может быть, Джеф действительно вышел, когда мы сидели на кухне?

— Может быть. Шум ветра вполне мог заглушить скрип двери.

— Но зачем он тогда взял оружие?

— Откуда я знаю? Он был не в себе! Он, наверное… А–а–а, к черту! Не хочу больше об этом думать! Я схожу с ума! Не могу больше! Знаешь, давай прекратим это. Предлагаю довериться профессиональному чутью полиции. Тебе известно мнение капитана Кэлдвела.

— А что думает семья? Эрнестина, Сьюард…

— Они считают, что Джеф погиб в катастрофе. Подумай, стоит ли их переубеждать? Давай остановимся на этом и не будем больше тратить время и нервы.

— Как его мама?..

— Поплакала немного. Как всегда, когда она чего–то не понимает. Единственным человеком, кто принял смерть брата близко к сердцу, оказалась миссис Кингсли! Никогда бы не подумал! С ней даже случилась истерика — по–моему, впервые в жизни. Доктор давал ей успокоительное.

Миссис Кингсли пришла ко мне утром на второй день и принесла завтрак на подносе. Вид у нее был ужасный. Она оказалась обыкновенной женщиной, прятавшей доселе свое естество под мужеподобной маской. Лицо ее пожелтело, под глазами появились чернильные круги, волосы цвета воронова крыла посеребрились на висках.

— По–моему, вам нужно отдохнуть, — сказала я.

— Нет, от этого только хуже, — ответила она. — Наоборот, за работой отдыхаешь от тяжелых мыслей. — Поставив поднос на столик, она продолжала: — Конечно, неловко и говорить… — Глаза у нее наполнились слезами, голос прервался. — Он был такой молодой… Я чувствовала, что с ним может случиться несчастье, но все равно, это произошло так неожиданно… Я любила его…

Мне стало не по себе. Я опустила глаза. На подносе лежал завтрак: кофе, хлеб, мармелад и вареные яйца. Мне хотелось есть, но неудобно было начинать жевать перед лицом скорби пожилой женщины. А она продолжала свой взволнованный монолог:

— Он с детства был красавцем. Еще мальчиком кружил головы соседским девчонкам. Красивый, сильный, уверенный, он пускал в ход кулаки там, где любой бы на его месте поостерегся. Эрнестина говорила, что он — дикий. Дикий? Нет! Полный жизни, говорю я! Настоящий мужчина, всегда знающий, чего он хочет, и всегда достигающий своей цели! Мы понимали друг друга! — Миссис Кингсли пристально посмотрела на меня так, что я покраснела. — Да… А теперь вы — вдова. — В ее голосе прозвучала нотка сочувствия.

— Миссис Кингсли… Я тоже очень страдаю…

Только одна она могла отдаленно представить себе мое состояние.

— Сейчас вы должны думать о ребенке, — сказала миссис Кингсли, предварительно утерев глаза и высморкавшись. — Ешьте за двоих!

Мне стало неуютно. Я не поверила в ее искренность. Неужели она может так резко менять свое отношение к человеку?