Я резко обернулся. Оказалось, что женский голос, окликнувший меня, принадлежал вовсе не рыжей.
Передо мной стояла женщина. Очень взрослая женщина. Выше среднего роста, худая, с острыми чертами лица и светлыми волосами, будто отрезанными острой бритвой — ровная челка до бровей, ровный край волос чуть ниже лица.
На руках она держала маленькую собачку, из тех, которые размером с кошку, но гораздо противнее на вид.
Я видел эту женщину в первый раз в жизни, но она откуда-то знала мое имя. Интересно, откуда?
— Здравствуйте, — нейтрально отозвался я. Сегодня я проигнорировал пробежку — вчерашние подвиги давали себя знать ноющей болью в ногах, но у меня сдохла батарейка в мыши, и в запасе дома тоже не оказалось. Поэтому я велел себе совершить небольшой подвиг-променад за батарейками в ближайший торговый центр. А незнакомка с собачкой застала меня уже у моего подъезда. Собственно, я поэтому и подумал сначала на рыжую. Это в ее стиле меня у подъезда подкарауливать.
Женщина молчала, глядя на меня в упор. Я нахмурился. Мы не в музее, и я не экспонат, уважаемая. Скажем что-нибудь?
— Надо полагать, ты меня не узнал, — наконец обронила она.
А кого я должен был узнать? Незнакомую мне женщину? Или ее котопса?
И безо всякой паузы, после мысленного формулирования этих вопросов, меня мгновенно прошила молния догадки. И я взглядом впился в лицо женщины, выискивая сходство.
Я видел ее фотографии. Но тогда ей было около двадцати. А сейчас… сейчас пятьдесят, наверное.
Это она.
Я сложил руки на груди.
— Тебя уже выпустили из Ада?
Это была идиотская, какая-то инфантильная фраза. Мой рот произнес ее самостоятельно, без участия головы. Но я оказался не готов, ну совершенно не готов к этой встрече! Я никогда не думал, что когда-нибудь вживую увижу ее! Мечтать о том, что мамочка вернутся, я перестал еще в детском саду.
— Узнал, — уже не спрашивая, а утверждая, проговорила она. Все тем же ровным тоном. Собака на ее руках завозилась и тоненько тявкнула.
— Только по собаке.
У нее дернулась щека.
— Узнаю наше фирменное чувство юмора.
— Вашего во мне нет ничего.
— Я так понимаю… — она говорила по-прежнему ровно. Только теперь медленнее. — Ты не особо рад меня видеть.