Полигон

Главное, чтобы в действительности, отдавшись вольнодумию, не съехать в холодную воду — река еще совсем не прогрелась.

«Нива» подполковника пересекала Косой мост в сторону Московского проспекта. Сезонов был в ужасе сам от себя. Не он, но кто-то будто в его голове, за него решил и его ногами направился к машине, сел в нее, завел мотор и выехал в апрельскую ночь в сторону полигона.

Что. Я. Делаю.

Только эти слова весь последний час непрерывной каруселью занимали разум, отталкивая иные мысли, в том числе те, которые хотели достучаться до подполковника в отчаянном призыве и мольбе развернуться прочь и уехать, чтобы не нарваться на неприятности. Но тело будто околдовали. Будто управляли.

«Нива» остановилась за полкилометра до видневшегося между деревьями забора полигона. Съехав с трассы за поле в плотный ряд деревьев, заглушив двигатель и выключив фары, Сезонов несколько минут смотрел в сторону закрытой спецчасти. Он не мог решить и решиться. Хотя уже здесь, уже приехал. Вот, совсем недалеко. Что его ждет? Что может случиться? Увидит ли он то, что так смертельно напугало Арсения? И выдержит ли пережитое погибшим другом сам? А если нет? Но он же хотел, сам жутко хотел разгадать тайну полигона. Сам убедиться. Во имя памяти о Ковалеве добыть правду и не оставить всё просто так.

Хотя что он сможет предъявить в качестве доказательств, если сейчас наткнется на нечто чудовищное? У него нет с собой камеры. Телефон сразу отметается: ночная съемка на нем ужасна. Так, на словах, ему никто не поверит, соберись он передать о своем наблюдении нужным людям. Но очевидно ведь, что не соберется! Во-первых, сразу разберутся, что действовал он, подполковник Сезонов, незаконно и недостойно офицера, во-вторых, как ясно из первого, нагрянет двойное следствие: в отношении его незаконного проникновения на полигон и в виде внеплановой проверки военной части. В общем, плохо будет всем и каждый, затянутый в следствие, хорошенько отберет по законам мирного времени, в деле, спрятанном в секретных грифах.

Ва-банк, Валера. Ва-банк. Только так.

Внутренний голос несколько раз повторил эту фразу, будто подгоняя, вселяя уверенность в правоту действий. Но Сезонова наоборот всё больше и больше тянуло назад. Тянуло назад, когда он вышел из машины и ступил на влажную землю. Звало назад, когда он, пригибаясь, осторожничая, шел за деревьями в сторону полигона. Призывало назад, когда он оказался в заключении леса, скрывшего его от трассы. И вот теперь уже дороги обратно не было.

Всего в ста метрах впереди тянется холодный бетон забора с редкими островками заградительной сетки.

Сезонов остановился за широким стволом и еще раз провернул в голове план действий на случай опасности. План весьма прост: вырваться и, не мешкая, не оглядываясь, нестись к машине. Но лишь бы пришлось только наблюдать издалека. Только бы не убегать от преследования чудовища. И неизвестно, что хуже: встретиться с Багровым или же нет. Вдруг тот вернулся, уверившись, что он, Сезонов, осмелится дойти до того, что приблизится к полигону? Или прислал сюда своего человека, или наказал младшему подчиненному следить и выяснять, не покажется ли московский подполковник, а сам тратит время на то, что объезжает все гарнизонные части и собирает данные о нем, внезапном столичном госте?

Сезонов настолько забылся в мыслях, что даже, казалось, сосредоточенный и внимательный взор привыкших к темноте глаз всё же едва не пропустил возникшую впереди фигуру. Та медленно и осторожно пробиралась среди хвои, светом тактического фонарика, закрепленного на огнестрельном оружии, рыская где-то в верхушках деревьев и на уровне пояса. Подполковник вовремя пригнулся и, едва слышно шаркнув прошлогодней листвой под ногами, присел за ближайшей елью, до боли в глазах всматриваясь в человека. Он надеялся, что его долго не заметят: серо-коричневая расцветка полевой куртки и черные брюки позволяли скрываться в ночи и быть неприметным среди темных стволов и кустарников.

Военный в каске-шлеме и очках ночного видения неслышно ступал по земле, проверяя вокруг себя местность. Подполковник склонился ниже и переводил взгляд с фигуры на деревья. Поведение военного могло означать только одно (если ты, конечно, в последние пару дней только и слышал, что о чудовищах близ полигона): существо, до сих пор сдерживаемое армейскими силами на территории части, теперь каким-то образом оказалось за ее пределами. Допустив это в мысли, Сезонов почувствовал, как его охватывает невероятная паника.

Стоп, стоп, стоп, подожди волноваться. Это всё неконтролируемый страх от неизвестности. Ты не уверен, что зверь существует, хотя тебя уверяли в обратном. Ты его ни разу не видел своими глазами, хотя есть свидетельства, но и они уничтожены. И всё же отчего так не по себе?..

— Квадрат чист. Продолжаю обзор. Заступаю на твой, Макс, — донесся до Сезонова голос военного, который поднес к лицу рацию. В ответ коротко и неразборчиво протрещали.

Справа что-то блеснуло.

Подполковник резко развернулся, переступив за другое дерево. Это новый фонарный луч другого военного в таком же обмундировании, как и первый, освещал местность перед собой и над головой. Сезонов заметил, как он зажимает в перчатке какой-то кнопочный пульт. Что бы это могло быть?

Подполковник сел, прислонившись к дереву и осматриваясь. Со всё возрастающим волнением он видел новых, появлявшихся будто из ниоткуда, бесшумно передвигающихся военных с ночными линзами, оружием, рациями и неизвестного назначения пусковыми устройствами. Они будто плыли, медленно и плавно, неслышно переступая по земле, и смотрели вверх, будто что-то выслеживая, отыскивая.

Над головой верхушками деревьев шумел набежавший ночной ветер. Автоматы наготове. В ладонях зажаты пусковые пульты. Всего здесь, за забором, как успел заметить и насчитать Сезонов, одиннадцать человек. А сколько их на самой территории полигона? Его могут заметить: военные расширяют радиус и движутся в его сторону. Стоит начинать отходить.

Подполковник сглотнул. Тело пробила дрожь. Стало невыносимо жарко, а в следующий миг невыносимо холодно. Он еще ничего не видел. Но ему уже страшно.

Сердце испуганно подпрыгнуло, когда Сезонов, чуть не выдав себя, дернувшись от неожиданности, развернул голову в сторону птичьего визга и слишком шумного шороха веток где-то в вышине. Может, это правда — просто птицы, ничего более? Но почему так подозрительно, почему так неспокойно, нехорошо и странно?