Но сперва надо пусть даже на короткое время отре́зать за собой возможные хвосты и понять, представляешь ли ты реальную опасность для ярославского гарнизона тем, что узнал тайну, неизвестную многим.
Подполковник остановил машину за два квартала от гостиницы во дворе жилого дома и дошел до нее пешком, по пути поглядывая по сторонам.
— Меня никто не спрашивал? Вечером, ночью, сегодня утром? Я из семнадцатого номера, — обратился он к девушке-администратору за стойкой регистрации постояльцев. Чтобы никто не обращал внимание на раненое плечо, Сезонов перекинул через него сложенную вовнутрь куртку, скрывая и нестертые кровавые пятна на ней.
— Нет, никто. А должны были? — девушка подняла на него глаза.
— Нет. Ладно. Дайте ключ.
Осмотрев номер и удостоверившись, что в него действительно никто не заявлялся, ничего не брал и тем более не оставлял, подполковник быстро и осторожно, насколько это оказалось возможно, принял душ и перевязал плечо. За ночь бинты пропитались кровью, зато сейчас на ране образовалась корка, чему в коей-то мере поспособствовала и нанесенная мазь. Потом была предпринята попытка стереть оставшиеся пятна на куртке и футболке, но она не увенчалась успехом. Наспех, крупными стежками заштопав дырку от пули в куртке гостиничными нитками и иголкой, собрав все личные вещи в сумку, Сезонов, закрыв номер, вернул ключ администраторше и выписался из гостиницы. Нет смысла предупреждать девушку, чтобы та никому, кто бы пришел и интересовался о нем, Сезонове, не говорила, куда он направился, как покинул гостиницу — ей всё равно это не известно. Подполковник, вновь оглядываясь на ходу по сторонам и выкинув в мусорный бак во дворе жилого дома завернутую в пакет окровавленную футболку, дошел до «нивы», закинул пальто с сумкой в салон и, заведя мотор, поехал в новое место.
Вот как жизнь оборачивается. Параноиком, оказывается, стать очень просто — нужна сильнейшая эмоция, выбивающая из колеи. Такая, как ужас перед неизвестными чудовищами местного военного полигона.
Сезонов надеялся, что Дарья будет дома. Да, он всё же поехал к ней. Но дал себе слово, что ничего ей не расскажет. Пока. Но и расскажет ли в будущем? Может, будет лучше, если она сама всё узнает как-нибудь от других лиц или из новостей, если следствие вокруг полигона всё же будет и о нем сделают открытый репортаж?
Дверь открыла дочь.
— Здравствуй. Мама дома? — с надеждой в голосе спросил Сезонов.
— Да. Проходите, сейчас позову.
Девушка пропустила Сезонова с сумкой в прихожую и ушла вглубь квартиры. Через некоторое время послышались быстрые шаги, и к подполковнику подошла взволнованная Дарья.
— Валера, здравствуй, что случилось? Ты так неожиданно, не предупредил даже, — женщина посмотрела ему в лицо и увидела в руке пальто и сумку с вещами.
— Я знаю. Извини, что вот так. Я быстро. Не буду тебя задерживать, не могу сам остаться, прости, — в жесте поддержке он сжал протянутую к нему ладонь Дарьи. Та накрыла их сцепленные руки второй своей. — Неудобно тебя просить, но мне больше не к кому обратиться в этом городе.
— Что ты, Валер, говори, как есть!
— Можно я на какое-то время оставлю у вас свои вещи? Я их заберу, обязательно. Только еще не знаю, когда. Но это ненадолго. Я их тут поставлю, они не будут мешать, думаю. Можно? — Сезонов опустил сумку в углу между стеной и обувницей, а пальто повесил на напольную вешалку.
— Господи, Валер, ну конечно. Конечно. Такая мелочь… Может, тебе что-нибудь постирать?
— Да нет, там… Ничего, нормально.
— Тебе есть где переночевать? Смотри, я могу постелить на диване…
— Спасибо, Даш, не нужно, всё в порядке. Я побегу.