Ягосор, бегло осматривая его, прикидывал, как можно бы перенести подполковника в безопасное место, но тот, сглотнув, набрав в легкие насколько хватило воздуха, произнес:
— Оставь меня… Беги назад, к полковнику…
Язык заплетался сам собой. Это невозможно контролировать. Стоило титанических усилий открывать рот и произносить короткие фразы, фокусировать взгляд (и всё равно ничего не видеть), бороться с опустошающей тело болью.
— Возвращайся к Селиванову… Скажи, как есть… Он передаст… Уходи скорей… Только будь осторожен… Здесь… опасно…
Веки захлопнулись сами собой. Так же, как и внезапно пропал голос. Как и резко оборвались звуки вокруг.
Ничего, кроме кромешной тьмы и пугающей беззвучием тишины.
ДЕНЬ 5… 6
Давящий мрак. Оглушающее безмолвие. Он научился прорываться сквозь них. Правда, не с первого раза, но прорывался. Он не мог вообразить, что тишина и тьма могут быть его вечными спутниками до скончания времен. Только не сейчас.
Порой верилось, что очередное опасное ранение— последнее для него. Но ведь он умел возвращаться из пекла, восставать из развалин, возникать из осколков — всегда это делал. Он же вышел оттуда, откуда не вернулись его товарищи по отряду больше десяти лет назад. Что же могло поменяться?
Нет, он и сейчас разрушит эту стену. Будет бить руками и ногами, но сравняет с землей преграду, мешавшую на пути.
Первый удар — правой. Теперь — левой. Правой, левой. Правой, левой. Теперь ногой, другой. Тьма сопротивляется, но он тоже силен. Он не сдастся.
Наконец что-то под его руками треснуло и разрушилось.
Но ничего не произошло.
Та же тьма. Та же тишина.
Может, тьма не
Тогда открой глаза! Распахни сознание! Ну же!
Перед взором плясали белесые пятна, вызывающие головокружение. Во рту — кислый привкус. Ощущение, будто всё тело залили бетоном. Где-то воет сирена — или только в его голове? Навязчиво, назойливо, противно, аж до боли…
К белым пятнам добавилось еще одно, темное, не такое прыгучее, вытянутое в пространстве. Со стороны пятна прошелестел неразборчивый голос. Шелестел и шелестел, словно опавшие осенние листья, гонимые ветром по газону. Потом шепот превратился в отдельные несвязные звуки. Кажется, вечность спустя они облеклись в слова. И голос был смутно знаком, только непросто вспомнить, кому он принадлежал.
Какие-то глупые, бесформенные образы и видения: шорох и шепот, несвязный язык, танцующие пятна…
— Вы… ка… эй… слы… что… сва…