Тварь у порога,

22
18
20
22
24
26
28
30

Я вспомнил, что в этом титаническом сооружении существовало еще два подвальных уровня, и невольно вздрогнул, подумав о запечатанных и запаянных люках на самом нижнем из них. Сейчас там, разумеется, не было никакой охраны, поскольку те жуткие подземные существа, которые она была призвана стеречь, давным-давно должны были погибнуть. К тому времени, когда на место людей придет раса жуков, они окончательно исчезнут, и все же, памятуя о древних легендах, я невольно поежился, едва лишь мысль о них посетила мое сознание.

Мне стоило громадных усилий заставить себя перепрыгнуть через эту зияющую бездну, тем более, что захламленный пол не позволял как следует разбежаться. Однако безумие продолжало преследовать меня, а потому я приметил место у левой стены, где пролом казался поуже, а точка приземления была относительно свободна от коварных обломков, и, собрав всю свою волю в кулак, благополучно достиг противоположного края провала.

Наконец спустившись на следующий уровень, я остановился у входа в машинный зал, который был заполнен кучами исковерканного металла, наполовину сокрытого под обломками рухнувшего свода. Все находилось именно там, где ему и надлежало быть, а потому я уверенно карабкался по нагромождению камней, закрывавших доступ к просторному поперечному коридору. Я знал, что таким образом смогу пробраться в главный подземный архив.

Мне казалось, что прошли века, пока я прыгал, полз, спотыкался и карабкался по этому замусоренному коридору. То там, то здесь мне попадались следы резьбы по камню вековых стен — некоторые из них были мне знакомы, другие же определенно появились уже после того как я увидел это помещение в своих снах. Поскольку данный подземный проход соединял различные здания между собой, в нем не было арочных сводов, за исключением тех мест, где он пролегал через нижние уровни строений. В местах подобных пересечений я нередко отклонялся от своего основного маршрута, чтобы заглянуть в столь хорошо сохранившиеся в памяти комнаты. Лишь дважды я обнаружил в них достаточно серьезные изменения по сравнению с тем, что запомнил в своих снах.

Поспешно и с явной неохотой пересекая пространство склепа одной из тех самых разрушенных глухих башен, чья чужеродная базальтовая кладка отождествлялась в моем сознании с загадочными и ужасными существами, я испытывал непонятно откуда появившуюся дрожь и странную слабость во всем теле, словно кто-то намеренно замедлял мое продвижение вперед. Этот доисторический склеп имел округлую форму, в поперечнике достигал примерно шестидесяти метров, а его темные стены были начисто лишены каких-либо резных узоров. Пол был относительно чистым, если не считать многовековой пыли и песка, и в ряде мест виднелись дверные проемы, которые открывали доступ в длинные, извилистые коридоры. И нище не было ни малейшего намека на какой-то уклон или ступени — как и в моих сновидениях, я чувствовал, что эти старинные башни никогда не посещались представителями Великой Расы. Те, кто построил их, не нуждались ни в лестницах, ни в уклонах.

В моих снах я видел, что ведущие вниз двери наглухо опечатаны и постоянно тщательно охраняются; сейчас же они были распахнуты настежь — черные и зияющие, — и оттуда струились потоки прохладного влажного воздуха, но что таилось в глубине этих бездонных вытянутых пещер, я не только не знал, но и не решался об этом даже подумать.

Позже, пробираясь через особенно трудный участок заваленного обломками прохода, я выбрался на место, где крыша целиком обрушилась на пол. Руины вздымались как горы, и я карабкался через них, пробираясь сквозь громадное пустое пространство, где луч моего фонарика не мог дотянуться ни до стен, ни до краев сводов. Я смекнул, что это, должно быть, подвал какого-то здания, располагавшегося неподалеку от главного архива. Что здесь произошло, так и осталось для меня полнейшей загадкой.

По другую сторону грандиозного завала я вновь отыскал свой коридор, но уже через несколько десятков метров путь мне преградило новое препятствие — казалось, здесь обрушилось абсолютно все, отчего вершины развалин в ряде мест едва не достигали опасно провисшего потолка. Как мне удалось разгрести и отвалить несколько блоков, чтобы образовался более или менее пригодный лаз, и как я вообще осмелился потревожить плотно слежавшиеся глыбы камня, тогда как малейшее нарушение равновесия могло вызвать обвал сотен тонн камня, способного раздавить меня как муху, я и до сих пор не имею ни малейшего представления.

Повторяю, я шел, побуждаемый и направляемый чистейшим безумием — если не сказать, что сама затея спуститься под землю также была лишена даже рудиментов здравого смысла, — но все же пробрался, как червяк проник сквозь громаду завала. Зажав во рту зажженный фонарь, я полз по шершавым камням и чувствовал, как спину обдирают зазубренные края свисавших с потолка гигантских сталактитов.

Наконец я почти вплотную приблизился к подземному архиву, который и был главной целью моей авантюры. Спустившись — все так же ползком — по противоположной стороне преграды, изредка включая для ориентировки фонарь, я все же достиг низкого круглого склепа с арками, прекрасно сохранившегося и имевшего выходы в разные направления.

Стены, насколько их достигал луч фонаря, были покрыты изысканной резной вязью и хорошо знакомыми мне извилистыми иероглифами, а отчасти и новыми, которые я не видел в своих снах. Я понял, что достиг цели, и сразу же повернул налево, направляясь к видневшемуся неподалеку арочному проходу. У меня практически не было сомнений в том, что там я отыщу свободный наклонный проход, ведущий ко всем сохранившимся уровням. Это огромное, защищенное толщей земли помещение, содержавшее в себе тайны всего мирового пространства, было построено с великим знанием дела и сконструировано явно таким образом, чтобы устоять при любых потрясениях.

Колоссальных размеров блоки были размещены с математической точностью и соединены посредством неимоверно прочного цемента, отчего получался крепкий как камень монолит. И сейчас, по прошествий сотен веков, его погребенная под землей громада стояла в целости и сохранности, чуть припорошенная просочившейся сверху пылью, тогда как в других помещениях всюду лежали горы каменных обломков и мусора.

Мне даже показалось странным, что я с такой легкостью передвигаюсь по этому залу. Скинув с плеч бремя предыдущих препятствий, я чуть ли не перешел на бег и с неожиданной для себя скоростью несся по коридорам с низкими потолками, в который уже раз ловя себя на мысли, что прекрасно помню окружающую обстановку. Впрочем, данное обстоятельство уже почти перестало удивлять меня. Сейчас я видел маячившие повсюду громадные, покрытые иероглифами металлические двери стеллажей; некоторые из них оставались запертыми, другие были распахнуты настежь, а отдельные и вовсе погнуты, расплющены под воздействием чудовищных геологических потрясений, оказавшихся, впрочем, недостаточными, чтобы сокрушить кладку самого помещения.

В ряде мест по запорошенным пылью холмикам под зияющими, пустыми отделениями стеллажей, можно было догадаться, что там лежали фолианты, выпавшие наружу от сокрушительных толчков земной тверди. На некоторых стойках сохранились броские указатели разделов и подразделов собранных здесь томов.

Я остановился перед одним из распахнутых шкафов, внутри которого виднелись знакомые металлические футляры, покрытые толстым слоем вездесущей пыли. Протянув руку, я с трудом извлек одну из наиболее тонких коробок и положил ее на пол. На корпусе были начертаны привычные извилистые иероглифы, хотя что-то в их контурах и расположении показалось мне слегка отличным от прежних надписей.

Я прекрасно помнил замысловатую последовательность действий, которые необходимо было совершить, чтобы открыть футляр, а потому быстро справился с отлично сохранившимся механизмом, изготовленным из такого же нержавеющего металла, и извлек лежавшую внутри него книгу. Как я и ожидал, размерами она была примерно тридцать на сорок сантиметров, толщиной примерно в три пальца, и открывалась вверх наподобие блокнота.

Казалось, что ее сравнительно толстые, похожие на целлофан страницы совершенно не подверглись воздействию минувших веков, и я сразу же приступил к изучению текста, исполненного совершенно отличной от привычных мне иероглифов или каких-либо известных языков письменностью.

Я смекнул, что это была книга, написанная известным мне по былым снам плененным разумом — ранее он принадлежал к неимоверно древней, обитавшей на неведомой планете цивилизации, а позднее, когда эта планета взорвалась, чудом уцелел на одном из крупных астероидов. Одновременно я припомнил, что на этом же уровне архива содержались тома, касавшиеся планет, находившихся за пределами солнечной системы.

Бестолку проведя некоторое время над этим фолиантом, я с тревогой обнаружил, что свет фонаря заметно ослаб, а потому поспешно вставил в него новую батарейку, которую всегда носил при себе. В более ярких лучах света я возобновил свои блуждания по бесконечным проходам между стеллажами, то и дело узнавая знакомые разделы и испытывая смутное раздражение от непривычного эха, которое порождалось звуком моих шагов по полу гигантских катакомб.

Едва взглянув на отпечатки моих башмаков, оставшиеся на нетронутом за сотни веков толстом слое пыли, я невольно вздрогнул, мгновенно представив себе, что никогда еще — если в моих безумных сновидениях действительно содержалась хотя бы крупица правды — здесь не ступала нога человека.