Я чувствовал это внутренне, видел это в своих снах, а теперь лицезрел ее материальное присутствие, как и все в долине.
Серая тень простиралась пустым и бесформенным пятном, насколько хватало глаз. Безжизненная, словно испарение мертвых неземных равнин. Она фрагментировалась, раздувалась и лопалась, раскрывалась, словно некий гигантский родовой канал в извивающейся массе белых отростков, простирающихся на многие мили, тянущихся к самим звездам. А мир превращался в падаль, кишащую миллионами и миллиардами голодных трупных червей. Отростки расщеплялись на множество усиков, волосков и нитей, липких от слизи и живых.
А за ними, словно лик луны, вырезанный из холодного кладбищенского мрамора, возвышалась сама Медуза. Мутирующая, постоянно меняющаяся, газообразная субстанция чистой злобы. Вытянутый лик, напоминающий мертвенно-бледную разлагающуюся гранулу, шелушащуюся и распадающуюся на мелкие частицы на жарком кладбищенском ветру чумного дыхания и кружащейся костной пыли. Живая чума вирусной материи с разумом неутолимого голода и гигантскими черными туннелями вместо глаз, отражающими тусклый свет темных бесплодных миров и влажных межзвездных пустот.
Верующие принялись кричать.
Они ждали ее, грезили о ней в своем бактериальном бреду, и она пришла. Они восседали за ее столом не как гости, а как пища. И она смотрела на собравшиеся подношения с зубастой, кривой трупной ухмылкой чумных ям. Ее глаза пульсировали зловещим светом, ядовитыми желтыми отходами, ласкаемыми холодным огнем лихорадки.
Саваны, ласкаемые мертворожденными ветрами, шуршали, словно кладбищенские крысы в подземных гробницах. Она распутывалась, забирая, что ей давали, забирая своих жертвенных агнцев.
Я смотрел, как они кричат, когда она опускалась на них. Один за другим лопались словно перезрелые, гнилые тыквы. Их кровь, ткань и пораженное болезнью мясо испарялись и затягивались в хаотический вихрь, коим являлась Медуза. Она оставляла на своем пути лишь тлеющие кости, когда двигалась через долину, забирая то, что принадлежало ей и только ей.
Джени закричала, когда мы почувствовали налетевший на нас, словно дыхание печи крематория, жаркий ветер. Она кричала. Билась в моих объятьях. Билась в истерике, а я прижимал ее к себе, онемевший и опустошенный от вида этой обитательницы тьмы.
Она схватила меня за лицо. И принялась осыпать поцелуями.
- Если любишь меня, - кричала она. - Не дай ей забрать меня! Ради нашего нарожденного ребенка, ради моей любви к тебе, не дай ей положить всему конец! Вызови ее!
Откровение.
Вот что заставляло Тень толкать нас сюда, все время вести нас на запад. Да, она хотела, чтобы мы не попались Медузе на пути. Но это была не главная причина. Тень не испытывала к нам любви. Она не была заботливой, сердобольной матерью, защищающей своих детей. Любовь была ей неведома. Она не понимала, что такое верность или преданность. Или даже необходимость защищать саму жизнь. Она знала лишь голод и знала, что здесь ее всегда ждал главный пир. Этот стол был накрыт давным-давно, и теперь ломился от пищи, в то время как сама Медуза была пиршеством жизненной силы.
Ветер стал еще жарче, и я поцеловал Джени, последний раз взял в руки ее прекрасное лицо, а затем вызвал Тень. Всмотрелся в ту темную сферу, в ту зону черноты, являвшуюся проводником в нее. И возможно, в ее черное бьющееся сердце.
Я призвал ее.
И она пришла.
Что-то сдвинулось вокруг нас, а воздух наполнился пульсирующей энергетической силой. Он стал тяжелым, потрескивающим от статического электричества. Внезапно раздалось какое-то гудение и появился невыносимый запах озона.
Тень поднялась из эфира. из вихря визжащей материи, черной и жужжащей, злой и кружащей. Извивающееся, заряженное энергией облако радиоактивной пыли и обломков. Стихийное поле разумных электронов, ярости, разрушения и голода. Я чувствовал исходящее от нее ощущение грубой силы. От нее шел запах горелой проводки, расплавленной стали, кордита и дыма из доменных печей.
Медуза была безжалостной, неудержимой машиной смерти, а Тень была наделенным сознанием, живым термоядерным котлом.
Она поднялась на высоту двухэтажного дома.
Там задержалась. По ней бегали искры и электрические дуги. Из этой бури радиоактивных отходов смотрел два зловещих красных глаза. Шум, который она издавала... походил на скрежет металла, вой урагана и бурление котлов... был таким громким, что приходилось кричать, чтобы быть услышанным.