Поэтому я направился туда.
Я пробрался на склад, разбив окно в переулке. Оказавшись внутри, я без проблем нашел еду. Психов и мутантов поблизости не оказалось, так что это была легкая добыча. Я стал загружать в сумку консервы, коробки с пастой, банки с ветчиной, все, что только можно. Набив мешок, я был счастлив, как канализационная крыса. Поскольку только что приобрел себе еще пару недель жизни.
Когда я вышел на улицу, солнце уже садилось.
Это было время, когда на улицы выползали всевозможные ночные твари - плотоядные хищники, охотники за головами, собиратели костей и кровососы. Я увидел на тротуаре пса. Он просто сидел там. Грязный, запаршивевший ретривер, у которого отсутствовало пол уха. Шкура была покрыта коркой запекшейся крови. Он посмотрел на меня, поджал уши и зарычал.
Я мог бы пристрелить его.
Возможно, не стань я играть в доброго самаритянина, я без проблем успел бы добраться домой. Но мне стало жалко пса. Он не был бешенным. Это было видно. Не походил на инфицированного чем-то или мутировавшего. Поэтому я рискнул. Заговорил с ним мягким, успокаивающим тоном. Пес сразу же перестал рычать. Завилял хвостом и жалобно заскулил. А его глаза... Господи, если у вас когда-либо был ретривер, вы знаете, как они могут смотреть на вас. Эти самые печальные в мире глаза, выгнутые брови и почти человеческий взгляд, от которого можно расплакаться.
Именно так на меня и смотрел этот пес.
- Все хорошо, мой мальчик, - сказал я ему. - Я тебя не обижу. Может, пойдешь ко мне жить, а? Будем заботиться друг о друге.
Он вилял хвостом, продолжая смотреть на меня. Это был хороший пес. Я был готов поспорить, что раньше он жил в семье. Ретриверы - замечательные собаки... нежные, умные, невероятно терпеливые и преданные. Я знал, что этот старый, боевой пес был из их числа. Я опустился рядом с ним на колени и, чтобы умилостивить, пожертвовал одной палочкой "Слим Джим". Это такие тонкие говяжьи колбаски. Знаете, наверное. Псу она понравилось. Он тут же проглотил ее, я дал ему еще и еще. И получил себе друга на всю жизнь. Я готов был расплакаться - наконец, я нашел кого-то, о ком смогу заботиться, и кто будет заботиться обо мне. В этом отличительная особенность собак. Вы можете любить мужчин или женщин, но человеческая порода эгоистична, и они сделают вам больно при первой же возможности. Собаки не такие. Если вы их кормите, заботитесь о них, они будут любить вас до конца жизни. Не колеблясь, пойдут за вами в ад и оторвут яйца любому, кто будет вам угрожать. Это называется преданность. Попробуйте найти это качество в людях. Удачи.
Так что теперь у меня был друг.
Но становилось темно. Пора было идти. Я двинулся вдоль по тротуару, зная, что мне нужно преодолеть примерно четыре квартала. Но пес не пошел за мной. Он просто остался сидеть на месте с прежним несчастным видом.
- Идем-же! - позвал я, хлопнув по ноге. Он бросился за мной, потерся мордой об ногу, принялся скакать вокруг с искренней радостью, известной лишь собакам.
Мы снова перекусили "Слим Джимами". Я чесал ему за ухом. Болтал с ним. Потом, когда тени стали совсем длинными, мы оба затихли, поскольку находились сейчас на вражеской территории. У собак отлично развиты слух, обоняние и осязание. Поэтому я чувствовал себя рядом с ним практически неуязвимым. Никто не смог бы подобраться к ретриверу незамеченным.
За два квартала от моего дома пес остановился.
Навострил уши... во всяком случае, одно из них... и слегка наклонил голову. Потом принялся нюхать землю. Из горла у него вырвалось глухое рычание. Он явно почуял что-то нехорошее.
Я позвал его, и тут увидел стоящую на тротуаре, в луже лунного света, маленькую девочку. Обычную маленькую девочку с косичками в грязном, рваном джемпере синего цвета. На вид ей было лет восемь, не больше. Пес рядом со мной словно обезумел, стал лаять и выть.
- Тихо, - сказал я ему. Я посмотрел на девочку. - Что ты делаешь на улице так поздно, малышка? Здесь небезопасно, здесь...
Я не договорил. Ибо я сумел рассмотреть ее, и у меня внутри все сжалось от страха. Это была не маленькая девочка. Ярко-желтые глаза светились, а морщинистое лицо напоминало страшную маску жуткого серо-голубого цвета. Она протянула ко мне руки, открыла рот, полный крошечных крючковатых зубов, предназначенных хватать и удерживать жертву. От нее исходил пар и какое-то потрескивание, как от наэлектризованного одеяла.
Изо рта у нее вырвался пронзительный писк, который становился все громче, урожая разорвать барабанные перепонки. Она поплыла вперед, окутанная слабым пульсирующим сиянием. Казалось, вся она искрилась от радиации. И не шла, а именно,
Она готова была схватить меня.