— Почему бы и нет? Есть галантные мертвецы; и частенько их труды приносят плоды.
— О Боже!
— Мертворожденные. Но пока их воспитанием никто не занимался.
— Простите, — удивился я, — я не очень понимаю вас.
— Выпейте, приятель. Думаю, только виски может открыть тяжелую дверь вашего понимания. Не буду вас оскорблять, но в трезвом виде вы, должно быть, безмерно глупы.
— Как вам удалось это подметить? — с неудовольствием спросил я.
— О Боже, друг мой, я с вами разговариваю добрый час, а вы до сих пор не заметили, что я мертвец.
— Неужели?! — искренне удивился я. — Никогда бы не подумал.
— А все благодаря особому методу консервации… Готов продать тайну за три шиллинга. Может пригодиться.
— Слишком поздно. Я хочу уйти…
— Я провожу вас…
— Зачем… Не хочется вас утруждать.
— Пустяки… Я украл ключ у сторожа кладбища Бромли. Прошу прощения, что не представился… Урия Дроссельбаум… первая могила справа, шестая аллея… вечная концессия… Заходите ко мне… У меня на могиле растет прекрасная герань; я подарю вам веточку.
Дверь бара Колдовское местечко захлопнулась за мной.
Мой вдруг замолчавший компаньон всмотрелся в мрачные силуэты кораблей у соседнего причала.
— Поглядите на этот парусник, — сказал он, указывая на клипер с высоким и странным такелажем. Невероятные по размеру реи, паруса чернее абсолютной черноты ночи. — Это он, проклятый «Тессель», Летучий Голландец.
Сильнейший порыв ветра пронесся в воздухе; тишину разорвал оглушительный шум.
— На борту есть девочки, — усмехнулся мой спутник. — Занимательные твари. Пока к их скелету липнет хоть один лоскуток кожи, они продолжают плясать, петь и пить!
— Я хочу домой, — сказал я.
— Вы мне симпатичны… Жалко, что вы не мертвец!