— Глупости, Мириам, ерунда и трепотня.
Правда, одна вещь очень странная. Гильмахер умер год назад точно в двадцать минут первого ночи! Было ли это самоубийством?
— Нет, хозяин. Он сидел среди своих родных, потом вдруг встал с криком: «Час настал!», расхохотался и рухнул мертвым. Было двадцать минут первого ночи!
— Странная вещь, Мириам. С этого дня часы идут верно, но ни одно из механических чудес не случается. Только в двадцать минут первого ночи они начинают смеяться!
— Последняя шутка Гильмахера.
— По мне, мрачный фарс, который он мне устроил. Он отрегулировал свою таинственную машину, чтобы привычная механическая игра прекратилась, заменив ее отвратительным смехом в тот точный час, когда он покончил с собой.
— Хозяин, свеча вот-вот погаснет.
— Забудь, Мириам… Уже почти двадцать минут первого ночи. Скоро отправимся спать… Часы уже высотой с человека, а в ширину словно шкаф и занимают всю стену… О, что это такое?..
— Свеча погасла, хозяин.
— Действительно. Какая темная ночь, Мириам! И этот шум, эта буря?
— Да, снежная метель…
— Нет, это не…
— Я хорошо слышу, хозяин: сквозь рев бури слышится вой собаки.
— Да, всех собак надо поубивать.
— Хозяин, собаки видят души мертвых, которых уносит буря.
— Глупости! Болтовня! Мириам, слышишь…
— Час настал, хозяин. Сейчас двадцать минут первого… Часы начнут смеяться… Как темно… темно…
— Мириам, это не тот шум… Господи, удары о железную нишу… Фронтон открывается…
— Хозяин, это скелет… Я вспоминаю эти удары… Мне страшно!
— Страшно? Ну, нет! Механика больше не смеется. Нам возвращена игра живых кукол! Старик Гильмахер приготовил мне сюрприз. Мое сердце радуется, Мириам!