Вадим кивнул и опустился обратно в кресло.
– Поверьте, я не причиню Лизе зла! А эта история… Когда-нибудь Амалии надоест!
Но Дохновский остановил его жестом.
– Здесь дело не только в этой истории, которую вы мне рассказали, и в вашей репутации. На вас еще, Дэн, сейчас выплеснулась такая волна негатива – и из-за сплетен, и из-за якобы покончившей с собой девушки, и из-за вашей безнаказанности, и из-за жертв, на телах которых нашли ваши книги. Все связалось в один узел. К сожалению, Дэн, вас проклинают до седьмого колена, и…
– И Инга боится, что эта злоба и ненависть нанесут вред Лизе, – понял он.
– Примерно так.
Вадим ослабил узел галстука, словно тот душил его.
– Откровенность за откровенность, Дэн, как вы сказали. Правда, моя история будет выглядеть очень странно. В нее непросто поверить. Мне и самому в такое поверить было бы сложно, если бы я не прожил это. Посмотрите на меня, Дэн. Вот перед вами мужик, которому сорок два года, у которого жена, дети. И который управляет приличным банком. Мне по должности не положено верить в подобное! Но, однако же… Вадим помолчал, собираясь с мыслями, а затем продолжил: – Лиза – особенная девушка. У нее есть некоторые способности, которых нет у обычных людей.
– Да. Я знаю. Она мне рассказала. И я был свидетелем того, как она… В общем, да, я знаю.
– Значит, мне проще будет рассказывать, – ответил с заметным облегчением Вадим. – Только речь сейчас пойдет о моей сестре. У нее тоже есть способности. Когда-то Инга практиковала магию, у нее были клиенты, она считалась сильной ведьмой. Инга спасла мне жизнь. И даже не один раз. И моим жене и старшему сыну тоже. И Лизе. Жертвовала собой, бросалась, что называется, грудью на амбразуры – ради нас. После того как вышла замуж за Алексея и вернулась в родной город, практиковать перестала. Но многому научила Лизу.
Рассказ Дохновского был похож на фантастический роман. И чем дальше Вадим рассказывал, тем сложнее было верить в его рассказ. Но Дэн верил, отчасти потому, что сам был свидетелем некоторых событий. Слушая Дохновского, он одновременно и восхищался Ингой, и испытывал к ней сочувствие. Тот дар, что был у нее, никак нельзя было назвать легким. И Дэн невольно переносил рассказ Вадима на Лизу. Она тоже вызывала восхищение. И тоже, как Инга, легко, ради чьего-то спасения, бросалась в опасное дело. Не он ли сам был этому свидетелем!
– Если Инга что-то увидела, значит, тому и быть, – закончил свой рассказ Дохновский. – Она почти никогда не ошибалась.
– И что Инга увидела на этот раз? – спросил Дэн, интуитивно поняв, что ради этого и был затеян долгий разговор.
– То, что Лиза в опасности. Подробностей Инга не увидела, но поняла, что ее падчерице что-то угрожает. Поэтому позвонила мне. Дэн, если вы действительно любите мою племянницу, если она на самом деле вам дорога, то вы не станете рисковать ее жизнью, – забил последний гвоздь Дохновский. Дэн медленно поднялся из кресла.
– Я понял. Спасибо за откровенность, Вадим.
Не попрощавшись, он вышел из кабинета. Прошел, шатаясь, будто пьяный, по бесконечному коридору и спустился на лифте в холл. Улица встретила его будничным шумом, теплом и яркими бликами, отражавшимися в машинных стеклах. Солнце застенчиво проглядывало, как сквозь вуаль, через ажурную зелень распускавшихся деревьев. Город утопал в красках и радостно раскрывал объятия навстречу весне. Только у Дэна настроение было траурно-черным.
Он вернулся домой, бросил на столик в коридоре ключи от машины и сунул в ванной голову под кран. Но сколько он ни стоял так под холодными струями, пытаясь «отрезветь» от отравивших его слов Дохновского, мысли оставались путаными. Дэн физически чувствовал, как его жизнь в эти дни разбивается на остроугольные осколки и как некто невидимый топчет их гигантской ступней, превращая в пыль. Было ли ему так плохо, когда он увидел Лизу с ее сокурсником и принял его за ее пару? Уже не помнит. А казалось, запомнил ту боль на всю жизнь.
Он завернул кран и вытер волосы полотенцем, оставив их взъерошенными. Из зеркала на него глянул кто-то чужой – с больным взглядом, с горькой складкой возле рта и бледной, несмотря на еще не смывшийся загар, кожей. Дэн погасил свет и вышел из ванной. Он не знал, куда себя деть, как избавиться от бродивших по кругу одних и тех же мыслей. Включил компьютер в надежде переключиться на работу. Но погасил, даже не открыв рабочих файлов. Этот день, пожалуй, оказался самым длинным в его жизни. А впереди ожидала такая же полярная ночь. Опять разболелась рука – сильно, до нестерпимой ломоты в костях. И Дэн невольно подумал, что и Лиза останется с ним вот так – фантомной болью.
Устав кружить бесцельно по комнатам, он отправился на кухню – не потому, что проголодался, а чтобы чем-то себя занять, и вытащил из холодильника упаковку с говяжьими стейками. Дина, которую беспокоило то, что он зачастую во время работы питается бутербродами, одобрила бы. Дэн спохватился, что не позвонил подруге, и взял телефон. Но тут раздался звонок в дверь. Похоже, Дина не выдержала его молчания и приехала. Дэн вытер руки о полотенце и вышел в коридор. Но когда открыл дверь, увидел на пороге Лизу.
– Могу я войти? – неуверенно спросила она, потому что Дэн, в растерянности застыв у распахнутой двери, даже забыл поздороваться.