Куда уехал цирк

— Пытались, конечно, но время было упущено. Сочувствующие среди бледнолицых постарались создать нормальный имидж индейцам и так откровенно грабить и гнобить уже не получалось. Да и Текумсе не дурак, отправил своих ребят учиться в университет, и получил юристов и врачей с европейским образованием, а это уже не с простыми воинами на переговорах общаться. Пытались еще повлиять исподтишка, христианских проповедников потребовали принимать, разрешать проповедовать иохранять. Индейцы согласились, многие стали христианами, и одновременно продолжали проводить обряды как завещали предки. На возмущение и обещания кары небесной, резонно замечали, что раз Бог их не поразил молнией сразу, значит, он заключил договор с Маниту. И вообще запас карман не тянет и стоит заручиться поддержкой со всех сторон. Мало ли один бог будет занят, так другой и присмотрит. Еще индейцам поставили условие повсеместного изучения английского языка и культуры. Школы есть в каждом племени, вот и учат язык и обряды белых, а хихикать никто не запрещал. К тому же язык соседа надо знать! Аесли соседи белые нашего языка знать не желают, то мы не виноваты.

— И что там мало белых поселенцев?! — хором удивились брат и сестра.

— Хватает, есть и фермы, и городки, только полиция там индейская, тот самый Союз Собак и шерифы индейцы! А вот помощники шерифов уже из переселенцев. И слишком буйных новоселов под белы руки выпроваживали, и ускорение придавали.

— Слушай, Нат, ты вроде про туман говорил, а у самого такие четкие сведения, — прищурился Ло.

— Повезло, библиотекарь мне посоветовал почитать очерки некоего журналиста, написанные там, на индейских территориях. Но больно уж молодой человек восторженно и высоко прыгает. И понять насколько это правда, а насколько розовые очки, сложно.

— Ну, что ж, как сказал бы многоуважаемый Изя, будем посмотреть поближе, за эту утопию. Через дымчатые очки.

Утро вторника началось с избавления Робина от многовековой участи мужчин — ежедневных упражнений с бритвой. К великому изумлению Оле, депилятор оказался в списке стандартного набора полевой аптечки. Что предполагалось им обрабатывать, так и осталось тайной, но уже через десять минут после применения, Робин, пристально рассматривал свое лицо в зеркале. Видимо не доверяя глазам, осторожно прикасался к щекам пальцами.

— На зуб еще попробуй, — улыбнулся Оле.

— Не достану. У меня такая кожа была лет в пятнадцать, — в тон ему ответил Робин, оглянулся на шведа и спросил. — А кто такая Даян? И почему при виде ее я должен забыть, как меня зовут?

— Моя жена, — улыбка Оле стала мечтательной. Он достал из заднего кармана брюк плоский кожаный футляр, раскрыл, и опять улыбнулся, поворачивая его к своему партнеру по выступлениям. — Не знаю, может, и не забудешь. Робин задержал дыхание, на портрете развернутом, казалось бы, прямо в воздухе, стояла молодая красавица. Длинное платье совершенно невероятного фасона подчеркивало божественную фигуру, Прекрасные волосы струились по обнаженным шоколадным плечам. Женщина смотрела со счастливой улыбкой на невидимого художника, опираясь на руку Оле, затянутого в черный смокинг.

— Забыл… — Робин кашлянул. — Теперь я понимаю, почему ты так фыркал насчет черных и белых. А твоя семья не была против? — С чего бы? — вскинул брови Оле. — Межрасовые браки у нас вообще-то приветствуются, дети понимаешь ли очень умные получаются. И красивые.

А у нас с Даян идеальное сочетание генов, да и ай кью высокий. Знаешь, какие у нас дочери умницы и красавицы! Близняшки.

— Судя по портрету, вы оба высокие, — согласился Робин, оставляя без внимания непонятные термины, еще успеет спросить. — А портрет дочерей у тебя есть?

Швед кивнул и начал листать альбом, нажимая на сенсорную кнопку и пытаясь на ходу придумать, как выкрутиться из положения. Говорить Робину, что дочери уже сами мамы, вряд ли стоит. По крайней мере, сейчас. Вот, внуки подойдут, а то тоже ведь близнецы. Мальчишек пропустим, а вот девчонки в платьицах с кружевами, самое уси пуси. Робин смотрел на двух девчушек лет шести в летних платьицах и маленьких соломенных шляпках. Они, смеясь, тянули за руки маму, одетую в светлое летнее платье и такую же как у дочерей шляпку. Смотрел, и егосердце сжималось от горечи.

— Робин, слушай, а почему ты до сих пор не женат? — спросил Оле и осекся, увидев закаменевшее лицо собеседника. — Извини.

— Ничего, — помотал головой сержант, — я был женат, они умерли в эпидемию испанки. Сынишка, и жена.

— Извини, — опять повторил швед, ему стало не по себе.

— Тут многие потеряли родных. У мамы Иду невестка умерла, беременная была — жена их старшего… Да и вся семья ее сестры. Саксофонист наш маме Иду племянник, один из всей семьи выжил, — Робин вздохнул. — Привел его к вам, думал, парень подработает немного, а он с вами настропалился. Не привлекает его работа на бойне…

— Куда ему такому хлипкому на бойню?! — удивился Оле. — Только и есть что длина!

— Мало того парень как не от мира сего, бредит фотографией! Представляешь, домик, где его семья жила продали, так он на деньги, что выручили, купил себе камеру и все причиндалы! Такой скандал был. Дядя с тетей думали, ему на учебу деньги пойдут или на обзаведение, когда жениться надумает. А он на фотоящик все спустил. Робин все еще держал в руке странную картинку, его пальцы непроизвольно сжались, повторив жест Оле, и картинка вдруг изменилась. Вот теперь у сержанта окончательно забило дух. На фоне неправдоподобно синей воды и пальм, стояли три смеющиеся женщины, похоже сестры, а то, что на них было одето, не поддавалось никакому описанию! И хотя швед тут же отобрал свой альбом, Робин запомнил все до мельчайших подробностей.