– Да, выстроил защиту. Сюда за все это время никто, кроме меня и тебя, ни разу не зашел.
– Я не обижусь, если так будет и дальше.
– Я тоже, – Тайра улыбнулась.
Чтобы не продолжать грустный для нее разговор, я сменила тему.
– А здорово ты сегодня врала этому Абе, так вдохновенно. Про Правителя, про его интерес к картинам, про колоннаду, которую он бы хотел ими украсить.
Нет, я ни в коем случае ее не укоряла, скорее, восхищалась талантом находить нужные для любого собеседника слова, и Тайра это знала, и оттого улыбка на ее лице сделалась совсем уж озорной.
– Не так уж я и врала, между прочим.
– Но ты же не знала, хочет он украсить колоннаду или нет?
– Не знала. И именно поэтому это нельзя называть враньем.
– Как это так?
– Ну, когда сочиняют сказки, то ведь тоже не врут, верно?
– Э-э-э…
– Не врут, но выдумывают. А выдумывать – это не одно и то же, что «врать». Это называется сочинять. А ложь – это когда человек заведомо знает одну истину, а подменяет ее другой.
– Ну, ты и хитра! Сумела извернуться, даже я не могу подкопаться.
– Все, кто родился в Рууре, немного хитрые. Так надо, иначе здесь не выжить. Я умею быть хитрой, но, признаться, не люблю это. Просто умею.
Я ее понимала. Некоторые вещи можно уметь делать, но это совершенно не означает, что их приятно делать. Просто необходимость, нужда, крайняя мера – называйте, как хотите. Однако я до сих пор считала, что хитрость Тайры в том месте, где мы сейчас находились – это, скорее, дар, нежели проклятье.
– Все равно ты была на высоте. Мне очень понравилось.
Спустя несколько минут сок мулли в наших кружках закончился, а смешарик, кажется, окончательно задрых на теплых каменных ступенях – его маленький рот то приоткрывался при вдохе, то вытягивался в трубочку при выдохе; от сопения шерсть вокруг рта шевелилась.
– Интересно, ему не жарко?
– Судя по всему, нет.