Большая книга ужасов — 73

22
18
20
22
24
26
28
30

Среди папоротников виднелся холмик. Никита подошел ближе. Земляной настил поддерживали длинные тонкие каменные плиты. Вход был любовно выложен кирпичом. Дверь аккуратно прислонена рядом. Внутри все было засыпано землей. Травинки успели прорасти.

Дядя Толя стал сокрушаться, что у финнов хорошие деревья тут росли. Но стоило их выкопать и пересадить в другое место — тут же чахли.

За погребом что-то зашевелилось, зашуршало. Никита сразу вспомнил все рассказы о медведях, и что-то случилось с его ногами. Они перестали слушаться. Приросли к месту.

В обалдевшем состоянии он смотрел, как нехотя поднимается кто-то большой и темный. Все выше и выше.

Сейчас зарычит. Сейчас кинется.

Но это оказался человек. Волосы собраны в хвост.

Никита выдохнул, злясь на себя за испуг.

Паша мельком глянул и отвернулся. Что-то он там делал… около погреба… Никита привстал на цыпочки, чтобы рассмотреть.

— Тебе же сказали, убирайся отсюда! — буркнул Паша. — Чего непонятно?

— Почему? — тупо спросил Никита.

— С кем это ты? — тут же оказался рядом дядя Толя. — А, Павел! Здравствуй! Никита, это Павел, местный исследователь, любитель края. Он все-все здесь вокруг исходил, занимается раскопками. Нашел на нашей горе петроглифы. Собирается написать об этом в областную газету. Павел считает, что у нас самый красивый край во всей Карелии.

Всю тронную речь в свой адрес Павел мрачно смотрел себе под ноги.

— Есть сегодня что-то интересное?

Паша вдруг оживился. Глянул на дядю Толю, кивнул, сделал шаг в сторону, показывая место, около которого копался.

За деревьями угадывался фундамент дома. Невысокие земляные насыпи, остатки кирпича. От фундамента остался четкий рисунок. Вот так шла внешняя стена, вот тут заканчивалась одна комната, тут было что-то небольшое, как будто чулан. А вот тут точно вход — разрыв в линии. Как раз около этого входа Паша и копал. На земле был разложен брезент, инструменты.

— Нашел кое-что. — Паша присел, стал перебирать что-то сваленное на брезенте. — Вот это осталось от входной ручки. — «Это» было похоже на продолговатую круглую палочку. — А это пуговица. — Если пальцем получше потереть — и впрямь окажется пуговицей. — Осколки… думаю, бутылки были. — Осколки как осколки. Если и бутылки, то стекло толстое. — Тут вот как будто кусок погона. Ну и деньги.

Монетка оказалась небольшой и на удивление чистой. На одной стороне расправлял крылья хорошо различимый двуглавый орел, как и на сегодняшних монетах, а на другой читалась цифра «25», внизу «1916», а между ними несколько иностранных букв. Над буквой «А» то ли черточка, то ли точки.

— На, возьми, пригодится.

День сегодня был… Никита еще не понял, хороший или плохой. Но точно странный. До того странный, что Никита не сразу понимал, что надо делать. Вот и сейчас — смотрел на Пашу, на его протянутую руку, на его грязные, в земле, пальцы, на отчищенную монетку и сильно тормозил:

— Зачем?