Хома Брут

Подойдя к самому шинку, парень вынул из кармана кремень, кресало и с полминуты задумчиво глядел на них.

В дверях показалось существо. Оно молча следило за ним своими больными глазами, не шевелясь и не издавая ни звука.

Завидев злыдня, Горивит вскрикнул и испуганно отошел на несколько шагов.

Хома чиркнул кремень и, глядя чудищу прямо в глаза, протянул руку к соломенной крыше шинка. Принимая огонь, солома затлела, сгибаясь. Затем ярко вспыхнула, озарив кровавое лицо парня ярким светом.

Обходя шинок по кругу, Хома поджигал крышу со всех сторон.

Злыдень спокойно наблюдал за ним, тараща порченные бельмом глазища.

Бурсак снял с крыши солому и осторожно всунул ее в щель в стене шинка, рядом со злыднем.

Чудище издало горловой рык и обиженно скрылось из виду. Яркая вспышка озарила ночь. Соломенная крыша мгновенно загорелась. Огонь перекинулся на деревянные стены. Вначале неуверенно и осторожно тронул их, но вскоре начал пожирать их жадно, ненасытно. Шинок заскрипел, застонал и провис. Хлипкие стены раскалились и покраснели, превращаясь в обугленные головешки.

– Что ты наделал?! – запоздало вскрикнул шинкарь и схватился за грязные волосы.– Как же это?! – причитал он и отворачивался, чтобы не видеть, как горит его шинок.– Что же ты натворил? – не веря, шептал он.– Что же ты…

Глядя, как пылает унылая, мрачная хибара, Хома почувствовал ликование. Широко распахнув глаза, наблюдал он, как пламя поглощает шинок. Слышал, как что-то лопается внутри, с легкой грустью понимая, что это наверняка была бочка горилки. Еще одна. И еще. Огонь разгорался сильнее, оплавляя хлипкие стены. Вот обуглилась дверь, и расплавленный засов упал на землю. Правое крыло хибары издало тяжелый вздох и просело.

Хома слышал только гудение огня, очень красивого на фоне едва зарождающейся зари. И думал о том, что, даже если очень постараться, шинок все равно уже не потушить. Упиваясь восхитительной, завораживающей картиной, парень медленно обернулся на горюющего хозяина. Горивит больше не причитал. Он глядел на пламя, трясущийся, бледный и жалкий.

Вдруг, схватившись за горло, шинкарь начал задыхаться, закатил глаза и рухнул на землю.

Глава IV

Амулет

Долго тряс Хома Горивита за плечо, но шинкарь так и лежал, широко разбросав худые руки, не шевелясь и не подавая признаков жизни.

Вдалеке на безоблачном небе разгорался рассвет. Порхая с ветки на ветку, щебетали птицы, увлеченные своими заботами, в траве деловито ползали муравьи и жуки. Промозглый ветер притих. По всему казалось, что погода будет чудесная.

Но радости от наступления нового дня у Хомы не было. Далекое слабое солнце не согревало бурсака, который сидел недалеко от тлеющего пепелища в мокрой от крови и пота рубахе. Да и сырые ноги не давали ему согреться, а снять сапоги парень не нашел нужным. Глядя в одну точку, Хома долго сидел на земле возле шинкаря и весь дрожал. Дрожал не только от холода, чудовищной боли в спине и навязчивого голода. Он дрожал от бескрайнего отчаяния, охватившего его.

– Он просто заснул, просто… заснул,– Хома изредка заглядывал в лицо шинкаря, как бы вдруг вспоминая, что он все еще здесь, и ритмично покачивался туда-сюда, обхватив руками плечи. При каждом движении спина бурсака отдавала жуткой болью, но он словно не чувствовал ее, пребывая в оцепенении. – Ну, испереживался. С кем не бывает?! – бормотал он.– Сейчас очнется и дальше побежит опрокидывать чарки! – Хома болезненно хохотнул и с ужасом снова поглядел на шинкаря.

На застывшем лице Горивита играла почти детская улыбка. Казалось, он был наконец-то счастлив.

– Не о таком, не о таком счастье он мечтал! – Хома до боли закусил губу.– Это я… это я во всем виноват! Ну, ничего, ничего,– словно в забвении шептал бурсак.– Сейчас полежит, отдохнет… – он похлопал шинкаря по щеке. Она была еще теплая, покрытая причудливыми узорами от высохших слез.