Месма

22
18
20
22
24
26
28
30

Казалось, она была весьма озадачена таким предложением своего друга.

— Вообще-то я не собиралась ездить к своей мамаше, — заметила она холодно. — Не понимаю, что за блажь пришла тебе в голову. Я хотела побыть с тобой вдвоём, а не совершать турне по своим родным и знакомым.

— Галя! Но ведь она — твоя мать!

— И что? Когда мы со Светкой приехали из Москвы, я заглянула к ней. Полагаю, этого вполне достаточно.

— Ты считаешь, твоя мама большего внимания не заслужила? — спросил Влад с горечью.

— Не лезь не в своё дело, Владик, — жёстко заметила Галя, — я всё еще сержусь на тебя за твои самовольные визиты к моей матери и ее соседке. Это возмутительно, хотя я тебя и простила по твоей горячей просьбе.

— Галя… я согласен, это не моё дело, но в последнюю нашу встречу с твоей мамой она повела себя весьма неадекватно, и меня это сильно беспокоит. Я хотел бы убедиться, что с нею действительно всё в порядке. Не понимаю, что ты усматриваешь плохого в этом моём желании? Она любит тебя… Как она хотела поговорить со мной о тебе! Как хвалила тебя… Всё пыталась показать мне твои рисунки! Но мне надо было ехать. Однако я понял, как она любит тебя и как беспокоится о тебе…

Галя встала в дверном проёме и упёрлась одной рукой в дверной косяк, подбоченившись другой рукой. Влад невольно залюбовался ею… как же он обожает эту прекрасную, роскошную девушку! Разве может кто-либо сравниться с нею? Но как холодны сейчас ее дивные глаза! Ни проблеска в них света, ни следа небесной синевы — только серо-свинцовая непроницаемая пелена…

— Беспокоится обо мне, говоришь? — едко усмехнулась Галя. — Ей следовало беспокоиться обо мне несколько ранее, когда я жила в ее доме, и не видела от нее ни ласки, ни заботы. Коли ты уже и сам влез в мою прошлую жизнь без спросу, можно вполне тебе сказать: мне нечего вспомнить хорошего о своей матери. Я мечтала лишь об одном: скорее вырасти и уехать. Ничего, кроме грубости и скандалов по всякому поводу, я от нее не слышала. И, как я еще в детстве убедилась, не я одна. Со всеми она скандалила — со знакомыми и незнакомыми! А одна какая-то женщина даже ее прокляла! И меня тоже заодно с ней…

— Прокляла? — удивился Влад. — Ничего себе… Это как же?

- Да очень просто! — отвечала Галя, слегка поведя великолепными плечами. — Когда мне было лет шесть, мы с матерью шли как-то с рынка. А навстречу попалась не знакомая мне старуха. Я на нее и внимания сначала не обратила, а она вдруг остановилась перед нами и говорит матери: «Тоньк!..Это ты, что ли?» Я увидела, что мать растерялась, и встрече этой совсем не рада.

«Ну, я…» — отвечает мать.

А старуха ей: «Вижу, что ты… Я смотрю, ты себе дочку завела?»

«Заводят кошечек и собачек, а это моя дочка Галочка».

«И от кого же?»

«А вам-то какое дело?» Мать ответила грубо, и я удивилась, так как слышала от нее, что старшим грубить нельзя. И вот старуха говорит: «Мой Лёнечка уже восемь годков как в сырой земле лежит, всю войну прошёл, домой калекой вернулся и для чего? Чтоб его возле дома-то родного поездом на куски разорвало? И всё через тебя, проб…дь проклятая, чтобы ты могла ублюдков на свет плодить?»

Мать побледнела вся и отвечает ей: «Я замужем. Дочка моя в законном браке рождена…» «В законном? — заорала тётка, как сумасшедшая. — Лёня тебе законным мужем был, мой Лёнечка! Говорила я ему, сердешному, чтоб не связывался с тобой, сукой, да ведь взрослые сыновья матерей разве слышат? И Лёня меня не услышал… Вот и принял смерть страшную, кончину лютую через тебя, змеюка подколодная!»

Мать вообще белая стала вся, а я-то малышкой ведь была, заплакала даже. Но старуха на меня и внимания не обратила, будто меня и не было вовсе.

«Не пугайте мне ребёнка, — говорит мать, — ребёнок здесь вообще ни при чём! И перестаньте орать — это не я вашего Лёнечку под поезд пихнула… Идите себе куда шли!» «Я-то пойду, — говорит старуха, — и ты тоже пойдёшь, и чтоб тебе сдохнуть смертью такой же страшной, как у моего Лёнечки была, и пусть дочка твоя счастья бабьего никогда не увидит!» Тут уже мать моя как закричит на нее: «Поди прочь, кликуша чёртова, сама лучше сдохни скорее, чтобы свет белый не поганить! Лёнечка во сне ко мне приходил, говорил, что прощает меня…»

«Лёня мой добрый был и любил тебя, гадину ползучую, — говорит старуха, — потому и простил! А я тебя не прощаю, поняла? И не видать тебе счастья с новым мужем, покинет он тебя, как ты Лёнечку покинула! А дочка твоя большая вырастет, но ты от нее одно только горе лютое увидишь!» Мать моя как закричит: «Иди на х… ведьма проклятая, пусть тебя саму смерть лютая постигнет!» Подхватила она меня и — бегом по дорожке, вместе со мной! А тётка злющая так и осталась на тропе, и я всё слышала, как она орала нам вслед: «Будь проклята, гадина, вот тебе моё последнее слово! Будьте вы обе прокляты!»