Месма

— Должен или не должен, сердцу не прикажешь, — мрачно заметил Прохор Михайлович. — Однако довольно разговоров о душе и всяких там высоких материях. Раньше надо было об этом думать, а сейчас давай спустимся на землю, Августа… Остаться со мной ты не можешь. А ехать тебе разве есть куда?

— Ехать мне некуда, Прохор, — отвечала женщина, — почитай, сам знаешь! Дома у меня нигде нет, родных тоже… Разве что на восток куда-нибудь податься. Только как я без документов поеду? А кроме вот справки об освобождении ничего нет, да и та подложная… На убиённую и съеденную мною рабу божию Марию выписанная…

— Что ж теперь? — спросил Прохор с горечью. — Выходит, у нас тупик с тобой, Августа?

— Да нет, Прохор… Нет у нас никакого тупика. Я ведь к тебе не просто так взяла и заявилась…

— Как это понимать, Августа? Что значит «не просто так»? поясни…

— А нечего тут пояснять. Ехать некуда, оставаться нельзя… умирать я к тебе приехала, Прохор.

Августа произнесла эти слова так просто, буднично, словно говорила о чем-то банальном, обыденном, о том, что имеет место быть каждодневно.

В комнате воцарилась замогильная тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем настенных часов.

— То есть как… умирать? — с трудом выдавил из себя Прохор Михайлович. — Ты о чём это?

— Не понимаешь, что ли? — спросила Августа. — Не видел никогда, как умирают?

Прохор Михайлович не мог вымолвить ни слова. Да, Августа всегда умела вогнать его в состояние шока! Вот и сейчас он только судорожно и беззвучно открывал рот, словно рыба, выброшенная волной на берег. Августа смотрела на него сурово и осуждающе, словно испытывала гнев от его непробиваемой бестолковости.

— Нет… ты погоди, погоди, Августа! — пробормотал Прохор Михайлович, обретя наконец дар речи. — Что ты такое говоришь… Да ты с ума сошла, что ли?

— Хватит, Прохор. Утомил ты меня своей дуростью, — сказала Августа устало. — Я ведь, кажется, предельно ясно выражаюсь и на русском языке… А ты как будто спишь всё время, ничего не соображаешь!

— Но как же так? Почему — умирать… Ты тяжело больна, что ли? Ну так мы тебя врачам покажем.

— Хватит вздор молоть! — Августа хлопнула ладонью по столу, и фотограф невольно вздрогнул. Как она сейчас была похожа на прежнюю Августу, молодую, прекрасную, полную сил и энергии, на ту самую Августу, которая всегда обращалась с ним, как со своим личным рабом! — Только что говорили, что мне носа высунуть нельзя из твоей конуры, какие, к черту, врачи?! Да и если можно было бы — не сделали бы они ничего… Не врачебное это дело — ясно?

Прохору Михайловичу ничего не было ясно, но он предпочёл лучше промолчать. Следовало подождать, о чём ему будет говорить сама Августа.

— Мне тебе надо сказать нечто очень важное, Прохор! — сурово произнесла она. — Очень важное! И для меня, и для тебя… так что давай включай мозги и слушай внимательно. Очень внимательно, Прохор! И запоминай…

— Ну… слушаю, — отозвался Прохор Михайлович упавшим голосом.

— В общем так, Прохор… — начала Августа, устремив пристальный взгляд куда-то сквозь него. — Я умру у тебя здесь… И довольно скоро. Думаю, через месяц примерно, если не раньше…

У Прохора Михайловича глаза на лоб так и полезли. Он нервно дёрнулся и попытался возразить: