Месма

— Значит, Виталик?..Это тот самый Виталик… ну, который твой, да?

— У меня один Виталик, — сказала Галина. — Который мой…

И ей вдруг подумалось: «Сколько бы ни бегал от меня, все равно он мой… Виталик принадлежит мне, и я сделаю с ним все, что мне вздумается… хоть из-под земли достану его!»

Мысль о Виталике как-то пришла сама собой, совершенно бесспорная и абсолютно ясная. Галку сразу охватило приятное возбуждение, и настроение у нее сразу же улучшилось.

— Ишь, какой молодец, — удовлетворенно заметила Антонина. — А я-то думала, что он…

— Мама! Не начинай пожалуйста, ладно?..

— Ладно, не буду! — Антонина благодушно взглянула на дочь. — А где же он сам-то?

— Ушел, — сухо сказала Галя. — Некогда ему… забежал на часок, и все.

— Да? Ну и черт с ним… — Антонина грузно плюхнулась на стул. — Давай с тобой чай пить… С конфетами!

— Мама… Ты пей, а я не хочу, — отозвалась Галка.

— Как не хочешь? Это с такими конфетами — и не хочешь? Зажралась совсем, что ли?

«Как же — зажрешься тут с тобою! — беззлобно подумала Галка. — У тебя и снегу-то зимой не вы просишь… никогда никому ничего не дарила, только брала.»

— Да, не хочу! — сказала она с легким раздражением. — А ты ешь себе эти конфеты на здоровье. Если хочешь, можешь их все съесть…

— Иди ты! — Антонина вытаращила глаза от изумления. — Да ты никак на диету села? ну-ну… как говорят, укрепи тебя Господи…

И мать принялась с удовольствием пить чай, заедая его конфетами. А Галка ушла в малую комнату, где так и оставались валяться на столе листы с рисунками и сиротливо стоял стул, в гневе отодвинутый убегавшим Виталиком так далеко, что очутился прямо в дверях. В полумраке комнаты Галка долго еще перебирала свои кроваво-цветные рисунки, мрачно раздумывая о чем-то сугубо своем… Она даже свет не зажигала: Галка еще не успела осознать, что с некоторых пор она стала весьма неплохо видеть и в темноте.

Мать распивала чаи допоздна, смолотив половину конфетной коробки, что называется, и не поперхнувшись. Затем, когда уже соседкино угощение и Виталиковы конфеты наполнили ее желудок чуть ли не до глотки, Антонина, сытно и довольно отрыгивая, отправилась спать. Затаившись в комнате, Галка тихо ждала, когда она уляжется. Вскоре раздался мерный негромкий храп с присвистом — сытный ужин и выпитое спиртное быстро сделали свое дело.

Тогда Галка бесшумно вышла из маленькой комнатушки, черной тенью проследовала мимо материной кровати и безмолвно прошла на кухню. Там она, все так же не зажигая света, открыла ящик стола и вытащила оттуда большой, остро отточенный нож.

Несколько секунд Галина стояла посреди кухни молча и неподвижно, и лунный свет, падающий в окно, тускло серебрился на длинном стальном лезвии ее ножа. Затем она подошла к холодильнику, присела на корточки и рывком открыла дверцу.

Там на решетчатой полочке на широком подносе лежал шмоток сырого сочного мяса, который соседка тетя Маруся занесла матери сегодня утром. Антонина не стала прятать его в морозилку, а оставила на нижней полке, намереваясь заняться им вечером; однако не получилось — сходила в гости. И мясо так и осталось лежать на подносе в холодильнике.

Некоторое время Галина вожделенно смотрела на сочащийся кровяницей кусок, потом, не вынимая подноса, протянула руку с ножом и отрезала тонкую длинную полоску. Захлопнув дверцу, она поднялась на ноги и, запрокинув голову, положила красноватую полоску себе в рот. Стоя возле окна и глядя сквозь стекло на ясную осеннюю луну, Галина тщательно пережевывала сочный кусочек, время от времени закрывая глаза от наслаждения.