Музыка ветра

22
18
20
22
24
26
28
30

Посещение универсама прошло почти в полнейшем молчании. Оуэн проспал всю дорогу и туда, и обратно. А в магазине бродил по залитым неоновым светом проходам, словно какой-то зомби. Лорелея тоже была не похожа на себя. Всю дорогу молчала. Может, тоже устала. А может, до нее наконец дошло, что ярко выраженный южный говор в сочетании с ее безостановочной болтовней действует мне на нервы, вызывая сильнейшую головную боль. Впрочем, могли быть и другие причины, но с меня и так хватило всего того, что случилось за минувший день. А потому расспрашивать ее я ни о чем не стала.

Я сбросила с себя простыни – все чистое, свежее, служанка Кэти Уильямс постаралась на славу – и поднялась с громадной кровати под балдахином. Это была комната Эдит и ее кровать. А я согласилась лечь в ее постель лишь потому, что мистер Уильямс сказал, что старуха умерла не в этой комнате, а внизу, в парадной зале.

Однако дух ее по-прежнему незримо присутствовал в этой комнате. Ее одежда все еще висела в большом гардеробе антикварного вида возле стены, была аккуратно разложена на полках комода. На туалетном столике лежало несколько щеток для волос в серебряной оправе. Несколько длинных седых волосков зацепилось за их ворс. Я не стала распаковывать свои вещи, не была до конца уверена в том, что останусь в этой комнате и впредь. Хотя из ее окон открывается прекрасный вид и на реку, и на сад. Впрочем, что за радость просыпаться каждое утро и видеть из окна воду? И хотя река находится на некотором расстоянии от дома, все равно… Мне от такой близости воды становится как-то не по себе. С другой стороны, наверное, приятно разглядывать сад в прохладное время года, например весной, когда все цветет и благоухает и ароматы цветов волнами наплывают на спальню и заполняют все пространство комнаты, вплоть до самых дальних углов. Но о чем говорить? Пока это – комната Эдит, и это ее дом. Какие права я могу предъявить на него? Требуется время, чтобы я привыкла к дому и почувствовала себя его полноправной хозяйкой. Да я, если честно, себя таковой и не считала до тех пор… до тех пор, пока не познакомилась с доктором Хейвардом.

Послышались какие-то странные звуки из глубины дома. Я прислушалась. Звуки повторились. Будто кто-то бил металлом по стеклу. Я застыла на месте от страха. И уже в который раз подумала о том, как это Эдит не боялась столько лет жить одна в таком огромном доме. А она ведь не только жила, но и умереть предпочла тоже среди этих старинных стен, богато украшенных лепниной. Я расслабилась лишь в тот момент, когда вспомнила, что сейчас в доме помимо меня обитают еще два живых человека. Вполне возможно, кто-то из них и сотворил этот шум.

Кровать была высокой, – чтобы достать ногами до пола, пришлось сесть на самый край и соскользнуть вниз. Джинсы, которые мне явно велики, сползли почти до колен. В свое время эту модель марки «Нью-Йорк Джайентс» я купила в качестве подарка для Кэла на наше первое с ним Рождество. Но он сразу же велел мне убрать их прочь, так сказать, с глаз долой. Сказал, что предпочитает джинсы марки «Атланта Фэлконс». Конечно, его отказ принять подарок обидел меня, но потом я успокоилась, особенно когда поняла, что из джинсов могут получиться отличные пижамные штанишки уже для меня. И я так привязалась к ним, что за все эти годы у меня и мысли не возникало, чтобы выбросить их. Воистину, я цеплялась за эти штаны с таким же рвением, с каким испуганный ребенок кутается в свое одеяльце, пытаясь обрести под ним чувство безопасности. Вот только чувства безопасности у меня как раз-то и не возникало.

Я пошлепала прямо босиком по деревянным половицам к дверям, открыла дверь и выглянула в коридор. В самом конце коридора горел ночник в дешевом пластмассовом абажуре. Совершенно неуместная вещь, которая никак не вписывалась в элегантный интерьер этого пусть и запущенного, но все равно по-своему красивого дома. Но Лорелея настояла на покупке. Сказала, что ночник может понадобиться всем нам троим, если кто-то вдруг проснется среди ночи и не сообразит сразу, куда идти. При слове «нам» Лорелея бросила взгляд на Оуэна. Получается, что у меня со сводным братом не только общая страсть к шоколадным батончикам «Орео». Мы еще оба боимся темноты.

Кое-как мне удалось частично побороть свой страх, когда я вышла замуж за Кэла. Он вообще терпеть не мог проявления каких бы то ни было человеческих слабостей. А потому все ночники в нашем доме были убраны не только из спальни, но и из ванной комнаты и из всех других помещений. Конечно, он был прав. Не пристало взрослому человеку предаваться всяческим детским фобиям и страхам, и неважно, как и почему эти фобии когда-то зародились в тебе.

Шум повторился с новой силой. Теперь я уже не сомневалась, шумели на кухне. Я на цыпочках прошествовала по коридору, дверь в комнату Оуэна, бывшую детскую Кэла, была плотно закрыта. А вот дверь в соседнюю комнату распахнута настежь.

Я спустилась на первый этаж и потащилась на кухню. Двустворчатая вращающаяся дверь была открыта и подперта с двух сторон какими-то палками. Яркий свет, льющийся из кухни, ослепил меня на мгновение, и я остановилась на пороге, созерцая все то, что там происходило.

Лорелея в каком-то нелепом, длинном, до самого пола, шелковом пеньюаре с леопардовой расцветкой и в похожих по цвету шлепанцах на невысоком тоненьком каблучке стояла возле кухонного стола с отслоившимся пластиком на столешнице и помешивала деревянной ложкой какую-то светло-коричневую жидкость в объемном широком кувшине. Перед ней стоял пакет сахара, который мы тоже не забыли купить в универсаме. Вот она взяла пакет в руки и высыпала весь сахар прямо в кувшин, еще раз хорошенько перемешала и поставила кувшин на плиту, предварительно поместив в широкую кастрюлю, наполненную водой. Получается, что плита на кухне находится в рабочем состоянии. И слава богу!

– Что это вы тут делаете? – спросила я, забыв о своем намерении вернуться к себе в спальню незамеченной.

В первую минуту Лорелея вздрогнула от неожиданности, но тут же ее совершенной формы ротик расплылся в приветливой улыбке.

– Не могу уснуть, вот и решила приготовить нам на завтра сладкий чай. Надеюсь, я вас не разбудила. Я старалась все делать очень тихо.

Я не улыбнулась в ответ, а лишь стала пристально разглядывать, что именно она делает.

– Вам, наверное, нужен мерный стакан. На глаз ведь можно и ошибиться… недосыпать сахару или, наоборот, всыпать слишком много.

Она лишь легонько взмахнула рукой, словно отметая мои слова, как неуместную шутку. И тут же принялась снова мешать варево ложкой. Потом улыбнулась еще шире и сказала:

– Разве сахара может быть много? Тем более в сладком чае. Помню, когда я была маленькой, мама всегда брала меня за руку и опускала мой мизинец к себе в чашку. Говорила, что тогда чай станет еще слаще. – На лицо Лорелеи легла легкая тень. – Я рассказала эту историю вашему отцу, и он стал проделывать такой же фокус уже с Оуэном. Я даже однажды засняла их на камеру. Если захотите взглянуть, то у меня эта запись хранится на DVD.

Я отвернулась от нее. И не только потому, что мне стало неловко, когда она вдруг ни с того ни с сего упомянула о мужчине, который вроде бы был связующим звеном между нами. Просто все в этой женщине, стоящей посреди моей кухни, казалось мне абсурдным и нелепым. Даже ее внешний вид! Нарядилась так, словно приготовилась сниматься в рекламе. Шикарные блестящие кудри рассыпались по плечам. Если присмотреться, то можно убедиться, что и макияж выполнен по полной программе. Даже сама поза, в которой она сейчас стояла передо мной с кокетливо торчащей коленкой из-под полы леопардового пеньюара, даже она была совершенно неуместной и отталкивающей.

Я вспомнила маму, как та хлопотала по утрам на кухне во фланелевой пижаме и теплом стеганом халате, с волосами, рассыпавшимися в беспорядке по лицу, потому что за ночь на голове от ее укладки не оставалось ни единого завитка. Когда мамы не стало, мне было только двенадцать лет. Но когда я думаю о ней уже сегодня, с высоты прожитых лет, то отлично понимаю, что слово сексуальная никак не подходит для описания ее внешности. Она была из тех образцово-примерных мам, которые пекут своим чадам всяческие сладости, активно участвуют во всех благотворительных акциях, собирают тебя в школу, готовят бутерброды на дорогу, проверяют, не забыла ли ты надеть свитер, так как на улице, по ее разумению, сильно похолодало. Уж она никогда не переборщила бы по части сахара, занимаясь приготовлением напитков, она никогда не носила ничего из одежды с открытым верхом или глубоким декольте. Как можно? Разве можно выделяться на фоне других, таких же образцово-показательных мамаш? Она никогда не красилась. Всегда носила только короткую стрижку, потому что так проще ухаживать за волосами. Она была матерью, которой я всегда гордилась. Такая всегда пойдет и в огонь и в воду, чтобы спасти своего ребенка, даже не задумываясь о том, что при этом может погибнуть сама.

Я стала открывать дверцы шкафчиков в поисках кастрюльки, в которой можно было бы вскипятить молоко, старательно изображая, что я всецело занята своими поисками. Я даже не смотрела в сторону Лорелеи, боялась, что по моему лицу она догадается, насколько сильно меня злит ее присутствие. И все же не смогла удержаться, чтобы не дать выход своему раздражению.