На него смотрела улыбающаяся женщина с широко разведенными уголками рта. Блестящие черные глаза вглядывались в растерянного зрителя. У лица на портрете отсутствовал язык, а там, где ему полагалось быть, размещалось с удивительной достоверностью выписанное кровавое месиво, обрамленное острыми акульими зубами.
Картина выделялась нездоровым фотореализмом, а надорванная бумажка в уголке сообщала лишь имя автора без названия: Логаева М. В., 16 лет. Коренев застыл, не в силах отвести взгляд.
– Это наша Машенька, – вывел его из оцепенения Вадим Леонидович. – Особый случай, интересная девочка. Молчаливая, отказывается говорить, находилась в группе с задержкой развития, хотя пишет грамотно, и речевой центр мозга в порядке. В Германию возили, но и там медицинских проблем не выявили и ничем помочь не смогли. Но когда она увидела объявление и сама притащила родителей в нашу студию, случилось настоящее чудо…
– Заговорила?
– Лучше! Начала рисовать. Обратите внимание на великолепную технику исполнения, ей легко даются и карандашные наброски, и масло, и акварель, будто она всю жизнь ждала шанса продемонстрировать талант. Конечно, первые дни нервничала и боялась взять в руки кисть, но затем вошла во вкус.
– Я бы сказал, мрачновато, – Коренев таращился на картину.
– Искусство – вещь многогранная, а самые сильные произведения, как правило, трагичны. Ну и не стоит отрицать, девочка выдерживает смелый стиль, не все взрослые смогут взять такую композицию.
– Знаете, от этой работы не по себе, физически неприятно. Не понимаю смысла картины. Членовредительство, кровь, отвращение, нездоровое впечатление…
– В хорошем произведении каждый находит собственный смысл, часто шокирующий, – возразил Вадим Леонидович. – Например, мне видится художник, которому не дают самовыражаться, – он подобен безъязыкому. Не иметь возможности творить – это по-настоящему страшно. Вероятно, Машенька воплотила своеобразный автопортрет.
Взгляд Коренева зацепился за трещину в рамке.
– Говорите, лучшая работа, а на раму поскупились.
– Знаете, вчера с этой картиной забавная история произошла. На выставку заявилась группа нетрезвых молодых людей, и я бы их выгнал, но они нам выручку подняли по билетам. Не глядите так осуждающе, искусство нуждается в средствах, и немалых… Так вот, один молодой человек переусердствовал с алкоголем, сорвал картину со стены и пытался растоптать, но друзья удержали его, и вся компания с извинениями удалилась. К счастью, все обошлось без полиции, хотя рамку спасти не удалось.
– Защита от варварства – задача непростая, – согласился Коренев. – Помню, писали о похожем случае в Третьяковке. Один из посетителей картину Репина повредил столбиком ограждения.
– Но история не закончилась, – продолжал Вадим Леонидович. – Буйный молодой человек разузнал мой телефон, позвонил утром, принес, как он выразился, искренние извинения, пообещал загладить вину и посодействовать с информационным освещением…
Вот тайна и раскрылась. А то «выставка хороша, выставка хороша»…
– Девушка с фотоаппаратом – Оленька Федотова, – сказал Вадиму Леонидовичу полушепотом. – Пожалуйста, не говорите ей о вчерашнем происшествии, ей не понравится.
#2.
Проснулся в два часа ночи и минуты три размышлял, зачем Зинка из пятого подъезда попросила его присмотреть за пятилетним сыном. Вспомнил, что никакой Зинки не знает, а это имя в последний раз слышал в детском садике. Была у них старенькая воспитательница Зинаида Кузьминична, обожавшая напевать песенки из «Бременских музыкантов».
Потом пришел в себя и понял, что это лишь бессмысленный сон. Хотя иррациональное чувство некачественной работы осталось, так как за шустрым мальчиком следил из рук вон плохо. Впрочем, и мальчик попался на редкость вредный и капризный и не хотел кушать манную кашу с комочками.
Поплелся на кухню, водрузил на плиту чайник и в ожидании уселся за кухонный столик. Чайник упрямился и не желал закипать, а за окном шумел недовольный каштан.