Гоша никак не может привыкнуть к манере Вольфина внезапно заговаривать о Лёве. Сам Гоша никогда не поминает Лёву вслух – только если Ника или Марина начнут первыми, но это бывает редко. Им не надо говорить: они и так о Лёве помнят.
А Вольфин говорит о нем легко, словно Лёва куда-то ненадолго уехал и скоро вернется. Наверное, потому, что он никогда не был с ним так дружен, как Гоша.
Или потому, что Вольфину не в чем себя винить? Он-то не спал, когда Лёва готов был сражаться за нас всех…
Может, поэтому я так полюбил общаться с Вольфиным, думает Гоша. Потому что он один легко вспоминает Лёву.
– Я тут недавно думал про эту историю, – безмятежно продолжает Вольфин, – и у меня появилась гипотеза насчет того, что с Лёвой может происходить.
– Да? – с сомнением спрашивает Гоша.
Вольфин, конечно, гений, но Марина перерыла все секретные материалы в библиотеке Академии, до каких смогла добраться, и не нашла ни одной гипотезы.
– В свое время мы с Лёвой обсуждали, что представляют собой миры Заграничья, – говорит Вольфин. – Лёва считал, что это такая фрактальная система, где каждая область соприкасается с множеством других, поменьше, а те – с множеством еще более мелких, сохраняющих при этом общую самоподобную структуру.
– Да, – кивает Гоша, – Лёва мне объяснял.
Нельзя сказать, что я тогда все понял, думает Гоша, ну да ладно. Хотя бы слово «фрактал» запомнил – и то результат.
– Если мы представим для удобства, что каждый мир – это такой пузырик, как в мыльной пене, то граница между мирами – это поверхность пузыря, логично?
– Ну да, – Гоша соглашается с чистым сердцем. Если мир – пузырь, то граница мира – поверхность пузыря. Вполне убедительно.
– А вместе с тем из математики нам известно, что особенность фрактальных структур, образованных трехмерными объектами, заключается в том, что их двумерная граница, как бы это сказать, может быть фактически бесконечна. Бесконечно тонкая пленка бесконечной площади. Прикинь сам: когда на каждый сколь угодно маленький шарик мы можем повесить еще маленьких шариков, общая площадь их поверхности растет… при некоторых условиях – растет неограниченно, до бесконечности. Знаешь, как линия, которая проходит через все внутренние точки квадрата?
Гоша кивает неуверенно. Кажется, он уже перестал понимать.
– И что отсюда следует в практическом плане? – спрашивает он.
– В практическом плане отсюда следует, что кроме всяких миров – ну, промежуточных миров, миров Заграничья, глубинных миров и так далее – есть еще их граница, бесконечно тонкая пленка бесконечной площади. То есть там, говоря обычным языком, очень много места. И поэтому возможно перейти в любую область из любой – при переходе просто скользишь по поверхности этих пузырей, ну, областей или миров, как тебе больше нравится. И если для человека, находящегося в нашем мире, смерть – это переход в другой мир, сквозь вот эту поверхность, то для человека, который на этой поверхности уже находится, смерть не означает ничего. Он просто остается на этой границе.
– А почему тогда Лёва исчез?
– Потому что мандельброт движется, а убитый некоторое время остается на месте. Но я предполагаю, что вскоре после гибели он начинает двигаться самостоятельно, скользя по этим поверхностям.
– И что это значит для Лёвы?
– Понятия не имею, – Вольфин пожимает плечами. – Это всего-навсего гипотеза. Следствия могут быть самые разные. Например, что Лёва не так далеко, как мы думаем. Что его бесполезно искать в Заграничье. Что полезнее создать здесь условия для его перехода – ну, ослабить Границу, все такое.
ebooksa