Лёва распахивает дверцу шкафа – там сложены старые геометрические чертежи и блок-схемы. Он смотрит на Марину и качает головой: ничего не получится.
– Может, я помещусь? – говорит Ника. – Я маленькая.
– Нет уж, – возмущается Лёва, – давайте лучше я.
Две драгоценные минуты проходят в препирательствах. В конце концов Лёва побеждает – дверцы шкафа закрываются, и он оказывается в полной темноте в обнимку с собственным портфелем.
Так ему сидеть часа два, не меньше.
Надо было быстрей задачки решать, думает Лёва, а то три из пяти не видать мне районной Олимпиады как своих ушей.
Чтобы время текло быстрее, Лёва думает про Зиночку и географа. И что она в нем нашла? Нет, никогда он не поймет женщин, так всю жизнь и проживет один, состарится – будет старый, как Мина, морщинистый и с панцирем…
Не понимает он женщин – и, главное, ни маму, ни Маринку об этом спросишь. Разве что бабушку Розу? Вот кому не стыдно задать любой вопрос.
А интересно, случайно ли географ живет как раз напротив заброшенного дома? Вдруг он присматривает за ним? Или даже поддерживает связь с отцом Майка, в точности как Оля – с Вадиком из «пятнашки»? И в поход он собирается как раз на Белое море – туда, где исчезла Гошина мама…
Не слишком ли много случайностей, думает Лёва и жалеет, что у него нет часов: не определить, как долго еще сидеть в темноте.
Темнота. Только зеленые буквы на черном фоне. Лёва осторожно нажимает клавиши – кажется, любой звук отдается по всей опустевшей школе. Пять файлов. Два часа чтения как минимум. Он смотрит на часы – интересно, догадался кто-нибудь из девчонок зайти к нему и соврать Шурке, почему он задерживается? Если нет – сидит сестренка дома, волнуется…
Три файла из пяти – первые главы диссертации. Четвертый – заметки, написанные Гошиной мамой для памяти, чтобы не забыть внезапно пришедшую в голову мысль. Что-то вроде научного дневника. И, наконец, пятый – маршрут последней экспедиции, подробный, с указанием всех ключевых точек.
Через два часа Лёва будет знать все; еще через час Гоша, Ника и Марина в молчании будут сидеть в Лёвиной комнате. Только что Лёва коротко рассказал им, чем занимались последний год Гошины родители.
– Да… – говорит Марина. – Ничего себе история! Ты точно ничего не напутал?
– Точно не напутал, – отвечает Лёва, – только немножко сократил в пересказе.
Изучая древние предания, Гошина мама смогла восстановить картину мира, каким он был до Проведения Границ.
В те времена между мертвыми и живыми не было вражды. Когда человек становился мертвым, все имущество оставалось ему, и в благодарность за это мертвые – Духи Предков – посылали живым уникальные знания, полученные ими в Заграничье. Они учили живых земледелию и ремеслам – потому что знали, что все, созданное живыми, рано или поздно попадет к мертвым.
В те времена мертвые не забывали своей живой жизни и часто приходили к живым родственникам и любимым. Граница между мертвыми и живыми была проницаемой – и люди не боялись смерти.
В течение столетий система немного видоизменялась – например, часть накопленного богатства стали оставлять родственникам ушедшего – но основные принципы оставались неизменными: право мертвых на свое имущество, право живых на знания мертвых и свобода перемещения между двумя мирами. Более того, Гошина мама предполагала, что в тот момент два мира воспринимались как один Открытый мир, единый и неразделимый.
Часть работы была посвящена обсуждению менее глобальных, но вызывающих жаркие споры вопросов – Лёва даже не подозревал, что, к примеру, вокруг темы происхождения мертвых языков кипят такие страсти. Он всегда считал, что живой язык в Заграничье разваливается на множество мертвых – но теперь узнал противоположную теорию: изначально было множество языков, и живые заимствовали их у мертвых точно так же, как заимствовали технологии. Начиная с некоторого момента, заметно предшествовавшего Проведению Границ, все языки, которыми пользовались живые, объединились в один всеобщий язык. Как водится, разные народы называли в качестве объединителя разных героев.
ebooksa