Сердце василиска

– И она дала тебе этот браслет?

– Да-да! – закивала я. – Ты знаешь, что это? Она перебирала их, как четки.

– Это старинный вид пророчества на узелках. Используется и в качестве заговора. Она сплела их при тебе?

Я снова энергично закивала.

– И сказала, что у нас будет ребенок?

– Будет, Дитер! – радостно подтвердила я и прижала ладонь к груди. – Разве не чудесно?

– Чудесно, – улыбнулся Дитер, но как-то бесцветно, и я забеспокоилась:

– Ты не рад?

Дитер наклонился и поцеловал в щеку:

– Ты же знаешь, птичка. Я хочу наследника не меньше тебя. Но сейчас не самое лучшее время. Я должен сказать кое-что и тебе… То, о чем мы говорили в зале Воинской Славы. То, что решили…

Мое сердце замерло.

– Что вы решили? – едва слышно спросила я.

– Положение крайне серьезное, Мэрион. – Генерал выпрямился. – Кентария стянула свои войска к границе с Фессалией. Еще не объявляет войну, но приграничье жалуется, что на их земли совершаются набеги, посевы жгут, скот убивают, по домам ходят мародеры. В Южном море стоят кентарийские корабли. Фессалия просит Альтар выступить союзником в вопросе урегулирования конфликта. И Альтар согласен, потому что Кентария – наш общий враг.

Я ощутила, как внутри меня все переворачивается от страха. Война! Какое жуткое слово. Она проходит катком по людским судьбам и не щадит ни детей, ни стариков.

– Я так и знала, – прошептала, кусая губы от подкатывающих слез. – Так и знала, что они завербуют тебя…

– Меня невозможно завербовать, пичужка, – усмехнулся Дитер. – Есть такая профессия – родину защищать. Я рожден для войны, и вся моя жизнь была войной… правда, пока не появилась ты. Теперь мне есть что терять.

– Так уйдем! – взмолилась я. – Поедем еще дальше, на плато Ленг, в пустынные земли. Куда угодно! Уедем, Дитер!

– И бросим людей на произвол судьбы? – Он крепко сжал мои ладони, и я тоже сжалась, видя, как в глубине его глаз закручиваются золотые вихри. – Я никогда не был ни трусом, ни дезертиром! – пылко продолжал Дитер, и каждое слово падало вниз, как камень, тянуло нас обоих на дно. – Я люблю тебя больше жизни. Но и Фессалию люблю тоже. Ее заливные луга, ее горные кряжи, свое родовое поместье, своих скакунов и виверн. Я не могу допустить, чтобы разорили мой дом, чтобы сожгли портрет моей матери. Чтобы моих соотечественников растерзали кентарийские псы! Я должен предотвратить это все. Ради моей родины! Ради будущего! Ради нашего ребенка…

Он поцеловал меня сначала в левую, потом в правую ладонь. И слезы наконец покатились по моим щекам градом.

– Но ты не на службе, – все еще пыталась возразить я. – Ты больше не генерал…