— Там небеса спустятся усладить ноздри моего господина.
На самом деле сивилла приказала двум девушкам ждать в темноте с дымящимися кадильницами.
— Царь, — продолжала она, — приблизится к противоположной стене, отодвинет в сторону ковер и войдет во вторую залу мертвых; тотчас небесные сферы овеют сладчайшими звуками его слух.
Во втором помещении она спрятала ловких музыкантов с флейтами и цимбалами.
— Царь пройдет через залу, раздвинет занавес и увидит перед собой…
— В ореоле сияния.
В третьем зале Зереш поместила самую прекрасную из своих приспешниц, облаченную в серебряное одеяние; прямо перед нею кипел на огне котелок, содержащий смесь натрона, битума и серы; сквозь пелену поднимавшегося дыма царь должен был узреть видение; молодой жрице велено было спрятаться в одной из боковых комнат после того, как взор царя упадет на нее.
Их путь пересек низко летящий орел.
— Это, — сказала Зереш в духе анимистического антропоморфизма Востока, — Орел. Он смотрит в сердце Солнца. Как сильны его крылья! Смотри, как он величаво летит! Он — символ гордости.
Царь недоверчиво посмотрел на нее.
Они приблизились к пруду, у которого на одной ноге, в бушующем теперь на равнине урагане, стояла выпь.
— Смотри, — промолвила Зереш, — вот Выпь; она печально размышляет у одинокого пруда; мрачна она — символ уныния, вечно неблагодарная, вечно недовольная.
Царь нахмурился, услышав это.
Они почти достигли окраины города мертвых, когда на тропу с ревом выскочил Бык.
— Смотри, — закричала Зереш, — дикий Бык! Он питается травою земли, но попирает землю ногой. Кто приручит его?[66] Он вскидывает голову от избытка силы. Это — символ необузданного духа, того, что в Ионии называют
— Прекрати, ведьма! — вскричал царь.
Зереш прикрыла рот рукой.
Они уже подошли ко входу в гробницу, как вдруг оба остановились, словно окаменев; золотистое лицо ведьмы приобрело еще более зловещий оттенок, колени царя подкосились от нового ужаса. Тьма опустилась на землю. Луна светила тусклым рубином.
— Астарта сокрыла свой лик! — прохрипела Зереш. — Она гневается!