– Благодарю, что согласились прийти. – Голос секретаря Сената был знаком мне по тысяче дебатов Альтинга: огрубевший с годами и в то же время вкрадчивый, как дорогой ликер. Ее манера говорить была знаменита – безупречно точный синтаксис сочетался в ней с непринужденностью земного английского, который теперь можно услышать лишь в долинах рек ее родной планеты Патофы.
– Господа и дамы, позвольте представить вам Джозефа Северна, – произнесла она.
Некоторые из присутствующих учтиво кивнули, очевидно, теряясь в догадках относительно причин моего появления. Гладстон никого не стала мне представлять, но, заглянув в инфосферу, я познакомился со всеми: три члена кабинета, включая министра обороны, два высоких штабных чина ВКС, два помощника Гладстон, четыре сенатора, и среди них могущественнейший Колчев, а также проекция советника Техно-Центра, известного под именем Альбедо.
– Миссия господина Северна – взглянуть на нашу работу под художественным углом зрения, – объявила Гладстон.
Генерал Морпурго насмешливо хрюкнул:
– Художественный угол зрения? При всем моем уважении к вам, госпожа Гладстон, – что это еще за чертовщина?
Гладстон улыбнулась и, не отвечая генералу, повернулась ко мне:
– Что вы думаете о смотре армады, господин Северн?
– Очень мило, – ответил я.
Генерал Морпурго издал носом какой-то звук.
– Мило? Видеть величайшую в истории галактики концентрацию космической огневой мощи и говорить, что это
Улыбка не покинула губ Гладстон.
– А война? Как вы оцениваете нашу попытку спасти Гиперион от варварских орд?
– Это глупость, – ответил я.
Воцарилась полная тишина. Последнее голосование в Альтинге показало, что 98 процентов граждан Гегемонии одобряют решение секретаря Сената объявить войну Бродягам. От исхода этого конфликта зависела и участь Гладстон как политика. Люди, собравшиеся в этой комнате, определяли политическую линию и разрабатывали стратегию военных действий. Именно они должны были принять окончательное решение о высадке войск. Пауза затянулась.
– Почему? – тихо спросила Гладстон.
Я сделал неопределенный жест рукой.
– Гегемония ни с кем не воевала семь веков, со времен своего основания. Глупо испытывать прочность ее устоев таким путем.
– Как это «не воевала»?! – вскричал генерал Морпурго, упершись огромными лапищами в колени. – А как же вы назовете мятеж Гленнон-Хайта, милостивый… государь?
– Мятежом, – ответил я. – Бунтом. Полицейской акцией.