Война Каганатов

22
18
20
22
24
26
28
30

— Прости, папочка, я забыла кокошник дома, — ядовито ответила Джайна.

— Ну, а у меня радикулит, так что ниц я падать, пожалуй, тоже не буду, — ехидно добавил Исмарк. Вот только Сарефа эта клоунада не обманула. Он прекрасно видел, как они оба поспешно вытирали глаза… и вспомнил, что одна из этих могил принадлежит Адрианне, жене Исмарка и матери Джайны.

— Ну да. Мог бы и сам догадаться, — равнодушно сказал Сареф, поворачиваясь к Бреннеру и Эргенашу, которые поглядывали в сторону Исмарка и Джайны с нездоровым интересом, — не обращайте на них внимания, — он махнул рукой, — они не будут нам мешать.

Он проверил первую могилу. На ней значилось: Тахема Индельштан. Эта женщина явно была ему незнакома. Подойдя ко второй могиле, Сареф понял, что ему нужна именно она.

Мидори Хеомат — значилось на ней. Достав из наплечного мешка золотую розочку, Сареф аккуратно положил её на могилу.

— Твой муж Эрбок передаёт тебе привет, Мидори, — тихо сказал Сареф, — сам он не смог прийти, но он по-прежнему помнит тебя и скучает по тебе…

И в этот момент случилось чудо. Розочка, положенная на плиту, внезапно распустила лепестки до конца… а в следующий момент она словно вошла в камни плиты, отпечатавшись на них золотистым узором. И только теперь Сареф, подойдя совсем близко, увидел, что на могильной плите этих роз очень много. Сареф даже не поленился их посчитать. 23 штуки. Всё правильно. Джайне сейчас 24, и её был один год, когда её мать решилась на этот последний поход, из которого ей не суждено было вернуться.

— Ты-то сам что здесь делаешь? — раздался за его спиной голос Джайны. Мгновение спустя Сареф краешком глаза заметил, что сестра встала рядом с ним.

— Муж этой погибшей женщины попросил меня прийти в этом году сюда вместо него, — ровно ответил Сареф, — не только по вам одним ударила эта трагедия, представьте себе.

— Ну да… понимаю, — ответила Джайна.

— Ничего ты не понимаешь, — хмыкнул Сареф, — ты всегда была бесчувственной сукой, которую интересовали только собственные переживания. Что, впрочем, неудивительно. Чужая рана не болит, чужая рана смердит, не так ли?

— Я была бесчувственной сукой, — совершенно спокойно ответила Джайна, — но, как я уже сказала тебе полгода назад — я изменилась. Просто ты отказываешься это понимать.

— Вот только не надо ставить мне это в вину, — снова хмыкнул Сареф, — ты знаешь, почему это так.

— Да, — не стала спорить Джайна, — знаю. Знаю, что уже ничего не изменить. И я даже представить не могла, что когда-то буду жалеть об этом.

— Да, ты права, — согласился Сареф, — уже ничего нельзя изменить.

Это было очень странное ощущение. Впервые в жизни Сареф вот так стоял и спокойно разговаривал с сестрой, не испытывая желания пнуть её или дёрнуть за волосы. Причём дёргал-то Сареф Джайну за волосы часто, вот только Силы, чтобы выдрать оттуда хороший клок, ему никогда не хватало, по самым очевидным причинам. И сейчас… наверное, Сареф никогда не сможет простить Джайну или назвать её родным человеком. И всё же сейчас, наблюдая за ней, смотря, как она скорбит по своей матери, он впервые увидел в ней человечность. И теперь… теперь все воспоминания, связанные с Джайной, он наконец-то может отпустить… ведь, как знать… Если бы они росли в других условиях, то и их отношения могли сложиться иначе.

В этот момент позади них раздался отчаянный вопль. Вероятно, Исмарк, убедившись, что Сареф пришёл сюда не насмехаться над ним, отчаянно взвыл:

— ПОЧЕМУ ТЫ УШЛА ОТ МЕНЯ, АДРИАННА? ТЫ НЕ ДОЛЖНА БЫЛА УХОДИТЬ! НИКТО ИЗ НИХ НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ УХОДИТЬ! ПОЧЕМУ?!

Сареф никак не среагировал, продолжая созерцать могилу Мидори, на которой всё ещё мерцал оттиск золотистого бутона розы.

— Что, даже смеяться над ним не станешь? — недоверчиво спросила Джайна.