— Я теперь всё знаю, Дан и могу сделать выводы самостоятельно. Это уже лишь вопрос времени. Скажи мне, Дан, кто я?
— Ты… Тина, ты — всё. Ты Боец и Защитник, Целитель и Оплот. Так не бывает и не было никогда, я могу ошибаться, но я не ошибаюсь: ты — всё сразу.
— И ты этого не хочешь — заканчиваю я, даже не пытаясь анализировать всю силу тяжести, которую начинаю чувствовать при этом ошеломляющем известии: Ты не хочешь для меня жизни, в которой мне некогда будет даже найти время для отдыха.
— Пожалуйста, Тина, не бери на себя всё, что можешь, и всё, чего не можешь. Ты сама сказала, что самое ценное для Братии — это искусство Целителя. Я… Я не смогу оставаться с тобой так долго, как всегда хотел. Но я должен быть уверенным, что ты в безопасности…
— Нет, только не говори о том, что ты… что ты исчезнешь! Прошу тебя, не надо! Ты будешь всегда со мной, Дан! Мы не можем расстаться! — наступила моя очередь паниковать и я начинаю сходить с ума от страха. Ну куда он собрался!
— Это то, чего мне больше всего хотелось… Но Тина, у тебя должна быть нормальная человеческая жизнь. А я… ты знаешь, что я такое теперь. Я никогда бы не смог отказаться от тебя раньше. Не знаю, чтобы я делал, но я просто не сумел бы без тебя жить. Ты, может быть, и не любила меня, но полюбила бы — я уверен. А сейчас для тебя лучше, чтобы рядом с тобой был живой человек…
— Любила или не любила, Дан, это же неважно! Я уже никогда никого не полюблю больше, чем тебя. Я всё про это знаю: про себя и свои чувства… Я никого не смогу любить кроме тебя, поверь мне!
— Тот, о ком мы оба думаем сейчас, сможет обеспечить тебе полную безопасность. И я буду спокоен за твою жизнь в монастыре, где мне найдётся место. Он…
— Нет никакого "он"! И не может быть! — прерываю его я: Даже если ты оставишь меня, ничего не изменится! Может быть, я стала бы встречаться с другими, много лет спустя… Но я тебе уже сказала: мужчина всей моей жизни — это ты! И я, несмотря ни на что, благодарю Бога, что он дал мне возможность сказать тебе об этом! Никто никогда не сравнится с тобой и ты напрасно стараешься сейчас быть таким бессердечным…
— Я не бессердечный, Тина — Дан старается улыбнуться, покачав головой. Он всегда знал, как на меня действует его улыбка…
— У меня есть сердце, Тина… Послушай…
Он прикладывает мою голову ухом к своей остывшей груди. И я слышу, как в ней что-то шуршит, шелестит и постукивает с неправильным, но отчётливым ритмом.
Я сразу забываю о том, что мы только что обсуждали и потрясённо вслушиваюсь в этот тихий, еле различимый звук.
— О-о-о, Дан! Дан! Я счастлива, если смогла помочь тебе… У меня нет слов, чтобы объяснить тебе, как я счастлива…
— Спасибо, моя золотая! Я уже никогда не стану прежним, но сердце у меня есть и оно бьётся. У единственного, среди неживых. Благодаря тебе, Тина… И оно твоё. Я весь твой. Всегда.
Глава 27
Мы прошли подвал, и шустрый, истощённый парень, на лице которого оставила неизгладимые отметки активная жизнь отпетого наркомана, закрыл дверь. Он жестом указал нам путь на лестницу, а сам приотстал, и слышно было, как он разбивал пульт, надёжно заклинивая вход.
— Теперь сюда. Стойте… — парень ловким бескостным вьюном проскользнул мимо, заглядывая за угол.
— Тишина и покой… Все в кабинете мамы Асты. Дверь в зал закрыта, её теперь только автогеном резать… Если вы хотите взять их в кольцо, надо встать по обе стороны двери в кабину. Они не услышат, медитируют, или что там…
— Хорошо, Юрик, спасибо, — отозвался Док. — Мы остаёмся, а ты иди вниз, и… ты знаешь, что делать.