Призрачный остров

22
18
20
22
24
26
28
30

– Скоро прибудем, – успокоил Артем.

Зачем им дважды понадобилось пересекать туман? Для пущего эффекта? Или из опасений, чтобы их дрейфующий неподалеку от берега катер не заметили другие участники «шоу»? Скорее, так.

Артем поднялся на ноги и всмотрелся в даль. Впереди наконец-то замаячила земля, и сердце Макса подскочило от радости. Он сдернул с себя проклятый противогаз и отшвырнул его на скамью. Воздух после душной резины показался таким вкусным, как никогда в жизни.

– В следующий раз положите к запасам нормальные сигареты, – пошутил он, – вашу махорку же курить невозможно!

Но Артем не улыбнулся. Он направился к поднявшемуся во весь рост Иванову и что-то ему сказал. Возвращаясь, он неловко задел рукой острый край обшивки. Макс аж зажмурился, представив, как острая ржавая жесть распорола парню кожу на ладони. Но Артем даже не поморщился и, кажется, не заметил того, что поранился.

– Ну, с прибытием! – лучезарно улыбнулся он и протянул руку. Ту самую, пораненную! Макс увидел на ладони Артема длинный порез, края кожи разошлись, обнажив плоть, но глубокая рана совсем не кровоточила. Видимо, он заметно переменился в лице, потому что улыбка сошла с лица Артема.

– Что?

– Ваша рука, – выдавил Лагунов. Его голос во внезапно наступившей тишине прозвучал слишком громко. Так громко, что все, включая капитана, на него оглянулись. Радость во взгляде Артема мгновенно поблекла, его глаза стали такими же, как у Иванова и Сидоренко, – холодными, застывшими, злыми. Трое мужчин медленно двинулись на него.

– Э, э, мужики! – Макс выставил руки вперед и попятился, но три фигуры продолжали наступать, сверля его ледяными взглядами. Макс уперся спиной в борт катера. Отступать дальше некуда, он загнан в угол! На раздумья не оставалось ни секунды. Он лихо, словно уже делал это много раз, перемахнул через борт и с шумом, подняв фонтан брызг, рухнул в воду. Страх за свою жизнь придал Максу несвойственную ему прежде ловкость. Он поплыл к берегу так быстро, как никогда еще не плавал. Наконец-то коснувшись ногами дна, он вскочил и, оскальзываясь, падая, побежал по песчаному берегу к зеленеющему вдали лугу.

Глава 9

Тихое гудение, похожее на монотонное ритуальное пение, было назойливым, как жужжание над ухом мухи, только раздавалось оно не снаружи, а в голове. Данила приоткрыл глаза и вновь зажмурился от слишком яркого света. Там, где он до этого был, темнота сгущалась до непроницаемой черноты, там не нужно было зрение, там все ощущалось кожей, слухом и обонянием.

– Приходит в себя, – с облегчением выдохнул кто-то и легонько похлопал его по щеке.

– Рыжий?! Данила, ты нас слышишь?!

– Слышу. Чего так вопить? – проворчал он скорее по привычке, слабо улыбнулся и открыл глаза. Прямо над ним, загораживая небо, нависала Марина, встревоженно хмурилась и оглаживала ладонями его лицо, будто это могло привести его в чувство.

– Напугал ты нас, рыжий! – нарочито сердито сказала она, но потом улыбнулась.

– Голова закружилась.

Он поискал взглядом Стефанию и увидел, что она сидит на земле, а его правая нога с закатанной до колена штаниной покоится у нее на коленях. Вот так дела! Свалился в обморок, как субтильная барышня, хоть и считал себя вполне выносливым.

– Неудивительно, что закружилась, – вздохнула Стефания, – у тебя кровь хлестала так, что не знаю, как ты вообще продержался.

Данила чуть приподнялся и заметил, что она вытащила из его кроссовки шнурок и сделала из него некое подобие жгута. Сколько он провалялся без сознания? Нога ниже колена онемела, в ступню будто впились тысячи иголочек. Зато кровотечение, похоже, Стефания сумела остановить. С помощью Марины он сел и оперся ладонью о землю. Голова кружилась, перед глазами все качалось и расплывалось. Отчаянно хотелось снова лечь… Только поддаваться этому желанию было нельзя.

Данила вспомнил, что предшествовало обмороку. То, что рана вновь открылась, он понял задолго до падения. Кровоточила она так сильно, что, возможно, за ним оставались бы следы, если бы кровь не впитывалась в черную землю. С каждым шагом идти ставилось все сложнее, но не из-за боли, а из-за связывающей по рукам и ногам слабости. К лодыжкам словно подвесили гири, на плечи навалилась тяжесть, будто невидимый гигант положил на них огромные ладони. Данила изо всех сил сопротивлялся и в этом сопротивлении утратил все чувства – не видел идущих впереди девушек, не слышал, звали ли они его. Он словно провалился в другую, параллельную реальность, где оказался зажат между давящим на него небом и притягивающей к себе землей. Отчего-то Данила понимал, что ему нельзя, категорически нельзя поддаваться соблазну лечь, что нужно как можно скорее покинуть эту выжженную территорию, вытягивающую из него вместе с кровью все силы. Но в тот момент, когда впереди показалась зеленая полоса луга, он проиграл. Небо с землей внезапно поменялись местами, и в первый момент ему показалось, что он не падает, а взлетает к прикрытому дымчатой завесой солнцу. В голове зашумело, но не от пульсирующей в висках крови, а от множества голосов, хаотичная какофония которых затем слилась в монотонное пение. Данила погрузился в темноту, но та оказалась не мертвой, а наполненной голосами, шепотами, шорохами и неуловимыми зрением движениями.